Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
— Не любишь пьяных? — догадался Коля.
— Пьяных стрелять надо, — сказала она яростно. — Чтобы жизнь людям не портили.
— Понял, — кивнул Коля. — Тогда неси чай.
Она удивленно взглянула на него и ушла на кухню.
— Как настроение, Иван Карлович? — нарочито бодрым голосом спросил Коля. — По-моему, сделка завершается благополучно?
— А у меня сосет под ложечкой и хочется икать. Боюсь, что все эти эксперименты уже не для меня.
— Ничего, — успокоил его Коля. — Сейчас попьем крепкого чайку, и вы придете в себя. — Коля подошел к стене, на которой висели семенные фотографии.
— Вы крепкий любите или послабее? — спросила она.
— Крепкий. Выходит, ты студентка? Забавно.
— Это почему же забавно? — угрюмо осведомилась девушка.
— Ну как же, — Коля пожал плечами. — Отец — профессиональный уголовник, а дочь учится в советском вузе. При этом помогает отцу во всем.
— А может, она оттого и помогает во всем, что больше не студентка, — горько сказала Нина. — Вы об этом не подумали? Хотя где вам. У вас одна забота: выпить-закусить. Лоб-то — два сантиметра.
— У меня? — удивился Коля и потрогал лоб. — Неправда! У меня высокий лоб!
— Узкий, — сказала она насмешливо. — У кого он высокий и широкий — тот высоко и широко живет. А ты — гад подколодный. Садись, хлебай свой чай.
— Не очень-то вы любезны, — проскрипел Магницкий.
— Ладно, молчи, — сказала она грубо. — Мне теперь на все наплевать. Из института вышибли. А разве я виновата, что отец у меня такой? Я что, отвечаю за него? Отвечаю, скажите? Всюду говорят: дети за родителей не ответчики! А на деле другое выходит… Вот и ладно. Вот и буду воровкой — все равно правды не было и нет!
— Оно конечно, — кивнул Коля. — Согласен. Ты, конечно, им с открытой душой все выложила: так, мол, и так. Судим отец, да я-то при чем? А они вместо понимания и сочувствия — тебя за борт. Ясное дело — правды нет.
— Странно вы как-то говорите, — тихо сказала Нина. — Не пойму я чего-то. Вроде бы вы и за меня, а получается…
— А что получается? — невинно осведомился Коля.
— Я думаю вы или знали обо мне, или догадались. Я ведь скрыла отцову, судимость. Может быть, если бы не скрыла… — Она махнула рукой и вздохнула. — А тон у вас был жестокий. Насмешливый был тон.
— Не знаю, не знаю, — сказал Коля. — Я так слыхал от людей: на воле товарищество крепкое, не то что у воров. Может, и врут, конечно. Но думаю: если бы ты не слукавила — студенты твои не дали бы тебя в обиду.
— Ладно, быльем все поросло, — раздраженно сказала Нина. — Пейте чай. Странный вы все же. Вроде бы и блатной. А вроде бы и нет.
— Блатырь он, доченька, — послышалось от порога. — Милицейская шавка, вот и все. Пистолетик не трогай, начальничек. Я вперед успею. Нина, возьми у него пистолет.
Девушка подошла, со страхом посмотрела на Колю. Он ответил ей грустным, укоряющим взглядом.
— Ну что же вы остановились? Раз уж помогаете во всем — делайте свое дело. — Коля отвернулся.
Она осторожно взяла «ТТ», отдала отцу.
— Господи, что же теперь будет? — всхлипнул Магницкий. — Это какое-то недоразумение, ошибка какая-то? Я клянусь вам!
— Не клянись, старая сволочь! — В комнату вошел заместитель директора ювелирного магазина
Коля перехватил ошеломленный взгляд девушки и улыбнулся:
— Ничего, Нина. Вы еще найдете свою правду, я в это верю. Вам, Борецкий, скажу так: старика больше не бить!
— В самом деле? — развеселился заместитель директора. — Это даже забавно! А если я все же рискну ему наподдать?
— Дом окружен, — спокойно сказал Коля. — Сдайте драгоценности и оружие, и я гарантирую вам жизнь — до суда, во всяком случае.
— А после суда? — насмешливо спросил Борецкий.
— Это будет зависеть от количества и тяжести совершенных вами преступлений.
— Выходит, могут шлепнуть? — вмешался Хвылин.
— Если заслужили, — бесспорно, — все так же спокойно сказал Коля.
— Ясно, — кивнул Борецкий. — Нина, ты чего застыла, как соляной столб? Давай, ласточка, на кухню, давай, давай. Обыщи-ка его, Хвыля.
Коля встал, поднял руки. Хвылин профессионально и быстро ощупал его, но браунинга в рукаве не нашел. Взял нож, вскрыл пачку с деньгами. Посыпалась белая бумага, и Борецкий огорченно зацокал языком:
— Ай-я-я-яй. Нас за это сажаете, а сами? Что за мошенничество, товарищ Кондратьев? Не к лицу, не к лицу. Садитесь, пожалуйста, и выслушайте меня внимательно: дом окружили, я понял. Вы предлагаете сдаться и сдать вещи — тоже понял. Это неприемлемо. Почему? Объясняю: чтобы сделать это дело, я потратил три года жизни, рисковал. Что же прикажете? Теперь, когда все на мази, — спасовать? Нет! Трижды нет! Выслушайте мои условия: я и Хвылин понимаем, что за убийство сторожа и этой «суки» Агеева нам так и так стенка. Неужели вы думаете, что еще один, два, три трупа нас остановят? Да и не было бы этих трупов — за восемьсот тысяч народного добра суд все равно даст «ВМН». Поэтому мы — уходим. Вы — сидите тихо. Оружия у вас нет, чуть что — мы вас пристрелим. Ясно?
— Не уйдете. Отсюда муха не пролетит.
— Пролетит, — улыбнулся Борецкий. — Смотрите-ка. — Он подошел к шкафу, начал его отодвигать. — Пособи-ка, Хвыля.
Хвылин, не спуская с Коли дула нагана, подтолкнул шкаф плечом. За шкафом, в стене, была дверь.
— Ход в подвал, — снова улыбнулся Борецкий. — Подвал ведет в другой подвал. Квартирка-то раньше охранному отделению принадлежала, все предусмотрено. Короче: отсюда можно выйти на Малую Дмитровку, скажем так. Там нет ваших людей?
— Там — нет. Только вы все равно не уйдете, не надейтесь. Давайте-ка лучше спокойно поговорим.
В глазах Борецкого мелькнула тревога:
— На пушку берешь, Кондратьев! У тебя условлено: если до пятнадцати ноль-ноль вестей не поступит — твои врываются сюда. Время хочешь протянуть?
— Хочу убедить вас в бесполезности вашей авантюры. Хвылин, вы, похоже, профессиональный полицейский, я хватку вижу.
Коля бросил взгляд на Нину и с удовлетворением отметил, что такое предположение для девушки было полной и очень неприятной неожиданностью.