Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
— Дезертир, — коротко доложил Олег. — Хотел смыться, да ребята его вовремя прихватили.
Ввели второго — лет двадцати трех, перепуганного, но нахального. Он посмотрел на Колю:
— Чего хватаете? Делать вам нечего? Я вот позвоню сейчас в Моссовет Дубкову, он вам пропишет закон!
— Кто вы такой? — спросил Коля у первого. — Документы.
— Я директор завода! Немедленно отпустите меня! — крикнул задержанный. — Я еду в главк, вы срываете правительственное задание!
— Вот его чемодан, — Олег взял из рук сотрудника
— Это вы тоже везете в главк? Там что же, банкет? — Коля прочитал служебное удостоверение директора и добавил: — У вас есть две возможности.
— Какие? — Директор опустил голову.
— Если вы настаиваете, что ехали в главк, я передам вас в военный трибунал, — это первая возможность.
— Я отвергаю ваши намеки! — заявил директор. — Делайте, что хотите!
— Идемте, — Коля вышел на улицу. У дверей клуба стоял ЗИС-101. — Садитесь. — Коля сел рядом с шофером, хлопнул дверцей.
— Куда прикажете? — спросил шофер. — Впрочем, догадываюсь: в НКВД, так?
— Мерзавец ты, Афанасий, — сказал директор. — Обещал помочь и продаешь меня при первом же испытании.
— Вы тоже не из Парижской коммуны, — злорадно отозвался шофер. — А органы разберутся, кто из нас большая гнида.
— Замолчите оба, — приказал Коля. — Где ваш завод?
— На Бутырском валу, — с готовностью отозвался шофер.
— Поехали.
…Это был не завод, а всего лишь мастерская по производству замков. В связи с нехваткой на фронте оружия и боеприпасов ее, как и многие другие подобные предприятия, превратили в маленький заводик по производству гранат. Во дворе стояли военные грузовики, около десятка женщин в ватниках грузили на них ящики с гранатами РГД. Женщины увидели ЗИС, побросали ящики и бросились к автомобилю:
— Тит Иваныч, — закричала пожилая женщина с красной повязкой на рукаве. — Разве это дело? Вот товарищи военные отказываются принимать!
— В чем дело? — Директор вылез из кабины. К нему тут же подошел молоденький лейтенант в замасленном, порванном обмундировании.
— Вас под трибунал, надо! — заорал он. — Что это за гранаты? Как они будут работать? Запалы где? Где запалы, крыса тыловая, к стенке тебя!
— Тихо, — директор в отчаянии посмотрел на Колю. — Алла Петровна, что же, я и отлучиться уже не могу? Где у вас голова, Алла Петровна? Запалы в третьей кладовой!
— А ключи — у вас… — спокойно парировала пожилая. — Вы так торопились в свой главк, Тит Иваныч, что про все на свете забыли!
— Сломали бы замок, — директор схватился за голову.
— За это — трибунал, сами знаете, — мстительно сжала губы Алла Петровна.
— А если бы я совсем не вернулся? — завопил директор.
— Тогда по вашей вине на фронте погибли бы люди, — тихо сказал Коля. — Так куда вы ехали?
— Работайте, — директор передал Алле Петровне ключи, и женщины ушли. —
— Продукты из чемодана раздайте своим работницам. Если встретимся еще раз, я лично сам пущу вам пулю в лоб, понятно?
— Все понял! — повеселел директор. — Прощаете, значит?
— Не прощаю, а даю возможность загладить совершенное вами преступление. Здесь вы делаете дело. А в яме вы уже ничего делать не сможете. Работайте.
Коля повернулся к шоферу:
— Почему не на фронте?
— Вот бронь, — шофер протянул Коле удостоверение.
Коля прочитал:
— А совесть у тебя есть?
— Сам страдаю, — уныло сообщил шофер. — Только решу — пора идти, жена в слезы, я назад.
— Значит, проводить тебя требуется? — спросил Коля.
— Нет! — Шофер отскочил. — Я сам! Можете не проверять! Афанасий Крючков — уже на передовой! Как часы.
— Учти сам и на ушко своему Титу скажи, — Коля поправил кобуру с пистолетом. — Москва закрыта. Нарушите свое обещание — мы вас из-под земли достанем! От нас уйдете — вас все равно расстреляют, советую помнить.
Коля ушел. За воротами его догнал ЗИС. Афанасий высунулся в окошко:
— Можно я вас подброшу, товарищ полковник?
— Подбрось. Я, понимаешь, устал ужасно.
Коля сел в кабину:
— Бронь твою я забыл тебе отдать. Держи.
Афанасий взял удостоверение, порвал на мелкие клочки и выбросил на мостовую…
Шли по Садовому кольцу. Фонари не горели. Темные громады домов сливались с мокрым асфальтом. Миша догнал Колю и пошел рядом.
— Как настроение? — подошел к ним Олег. — Честно сказать, я за одну сегодняшнюю ночь совсем разуверился в людях.
— Что так? — насторожился Коля.
— Николай Федорович, — вздохнул Олег. — Да вы оглянитесь: куда ни взгляни — одна накипь. Трусы, гады, смотреть противно. Если бы мне до войны кто-нибудь про сегодняшнюю ночь сказал, я бы его в НКВД сдал как контрреволюционера! А сейчас и сам вижу: много мы не замечали. И карали мало. Больше надо было к стенке ставить.
— Эх, Олег, Олег, — грустно покачал головой Коля. — Не ко времени разговор, а то я бы сказал тебе.
— Я бы тоже, — поддержал его Миша.
— Ну, скажи, скажи! — подзадорил друга Олег. — Ты у нас вообще адвокат по призванию. Что, неправ я?
— Ты просто узколобый. Не обижайся, — грустно сказал Воронцов. — Разве дело в том, что мы мало наказывали или применяли высшую меру? Да в любую трудную минуту вся сволочь всплывает на поверхность, это исторический закон! Что же ты, увидел десяток шкурников, а шесть миллионов москвичей не увидел? А эти шесть миллионов — они ведь настоящие! Они, между прочим, сейчас у станков стоят, в окопах мерзнут, и они, именно они защищают Москву! Вот она, Москва-то! Цела! И мы по ней идем!