Повесть-загадка Муза
Шрифт:
«Как мило. Здесь довольно мрачная атмосфера. Витражи… От одного их наличия здесь уже царит духовность. Эти голые потрескавшиеся стены! Почему ты не сделаешь здесь ремонт? Это отличный дом. Он просто требует ухода».
«Ничего он не требует, - вздохнул он, и, взяв бокал, присел поближе ко мне на шкуру, - знаешь, если я бы я стал вампиром, я бы здесь жил. Почему бы и нет? Я бы оставался здесь и проводил свои дни. Вот здесь у меня стоял бы гроб. Я бы прятался в нем от лучей солнца. А ночью я бы выступал на сцене».
«Ты бы выступал, даже если бы был вампиром!» - улыбнулась
«Думаю да. Я хотел бы жить вечно. И всегда выступать, заниматься музыкой. Если бы я был бессмертным, я бы сам решил, когда мне следует умереть, сам бы отсчитал свои сроки».
«Ты не боишься смерти?» - спросила я.
«Нет. Но я злюсь на нее! Я знаю, что когда она придет, она все сделает по-своему, она заберет меня совсем так, как мне бы не хотелось».
«Что? А ты думал о том, как именно ты хотел бы умереть?»
«И не раз. Я мечтаю о том, чтобы я мог просто лечь и забыться сладким сном, и никогда не проснуться. Но я знаю, что мне не суждено так умереть».
«Откуда тебе знать?» – скептически пожала я плечами.
Он закашлялся и чуть не подавился вином.
«Никогда не проснуться », - повторил он хриплым голосом, откашлявшись.
«Когда ты начнешь лечиться? Ты постоянно кашляешь!»
«Я не болен, - он начал нервно шарить в карманах, - ах, вот они!» – он выудил пачку сигарет из кармана пиджака, и, закурив, швырнул ее на пол.
«Опять куришь».
«Курю…», - подтвердил он.
Вздохнув, я прилегла на шкуру и положила голову ему на колени. Он запустил длинные узловатые пальцы мне в волосы. Периодически выпуская дым в потолок, он что-то напевал себе под нос.
«Да, пожалуй, ты прав, - призналась я, - что может быть лучше, чем просто прилечь, сладко потянуться, и, свернувшись калачиком под теплым пледом уснуть, и больше не проснуться. Это была бы идеальная смерть. Мало кому удается отойти именно так».
«И я о чем!» - подхватил он.
«Пока мы живы, ты просто не отпускай меня. И пой эту песню . Да, да, громче, ту, что ты сейчас напевал! Если бы я могла навечно уснуть именно таким образом», - мой взгляд устремился в пустоту.
Он улыбался и продолжал напевать мне своим низким, но переливистым голосом, поджимая губы, словно философствуя, и как-то особенно тяжко вздыхая, словно этот вздох тоже был частью его лирики.
В комнате потеплело от огня из камина, и от вина.
«Мне здесь очень нравится. Жаль, что ты не хочешь привести дом в порядок».
«Я знал, что тебе понравится. Это мое безумие. Я ничего не хочу здесь трогать. Тогда дом потеряет свое очарование. Знаешь, среди обшарпанных стен и куч старого хлама, пусть и антикварного, хочется просто сидеть и смотреть на огонь, говоря о вечном. Как мы с тобой. Этот затхлый воздух… все здесь веет старостью. А мы молоды и можем лишь созерцать, как все это постепенно чахнет».
«Я хочу приходить сюда чаще».
«Как хочешь».
Мы еще долго сидели вот так, говоря высокопарные фразы и наслаждаясь этим. Такова была атмосфера этого дома. Он принял в себя звуки наших голосов, услышал, о чем мы говорили. А стены этого дома точно могли все слышать. Они спрятали нас, наши страхи, наши грехи.
Мы провели там много вечеров и ночей. Особенно прекрасным было Рождество. Это было незабываемо. К шкуре на полу и огню в камине добавилась кривая и куцая елочка, которую мы украсили пачками сигарет, и различными вещицами, найденными в доме. Мы даже соорудили столик из старых книг, на котором была очень скромная, но вкусная и праздничная снедь. Вместо рождественского пунша мы пили абсент. Он переливался изумрудным светом в его бокале, сочетаясь с его зелеными глазами. Он говорил, что абсент воздействует на творческих людей и дает им вдохновение, позволяя чувствовать потустороннее.
Я принесла свой ноутбук, он был приветом современности в этих стенах. Мы лежали на шкуре, обнявшись, и смотрели мрачные мультики, «Кошмар перед Рождеством» и другие…
– Как мило… - хмыкнула врач, - это так по-рождественски!
– Это было что-то сродни нашего персонального рождества. Все выглядело странно и понятно только нам двоим. Он принес гитару и вечерами играл мне свои новые песни. А я зачитывала ему новые главы своего романа. Иногда мы жарили зефир у огня. Это был наш очаг. Однажды он принес странной формы котелок, смешной такой, как у ведьм в сказках. И красное вино. Я варила глинтвейн в камине! Весь дом пах специями. «Твое зелье случайно не приворотное?» - спрашивал он, и мы вместе смеялись.
Я также не смогу забыть ту прекрасную зиму, потому что мне открывалось все больше и больше интересных и прекрасных вещей. Когда выпал снег и воды в каналах заледенели, каналы превратились в ледяные улицы.
– Люблю это время, - согласилась врач. – На улицах безумно красиво.
– Да, очень красиво. Но главной нашей забавой тогда было катание на коньках по льду каналов! Иногда бы объезжали весь город по этим «дорогам». Это он научил меня кататься на коньках. Наши лица были красными, разгоряченными от морозного ветра и, возвращаясь домой, в музей, мы отогревали наши руки у камина, а наши глотки чем-либо горячительным, - я улыбнулась своему просторечивому грубоватому выражению.
Доктор вернула мне улыбку.
– Зимой мы часто бывали в барах, где выступала его группа. Это было веселое время. Музыканты заносчиво верили, что станут знаменитыми, писали новые и новые песни, утверждая, что они с каждым разом получаются лучше, курили марихуану, купленную у людей, действительно знающих толк в качественном продукте, и жили роком. А еще мы часто бывали в самых различных музеях.
Он говорил: «Тебе нужно чаще выходить в свет, наблюдать за другими видами искусства, это важно!» И я познавала родной город вместе с ним. Мы были и в эротическом музее и в музее Гашиша и Марихуаны! Ну, где еще увидишь подобное? Меня очень впечатлил дом-музей Рембрандта в Еврейском квартале, а так же музей Ван Гога. Да, живопись тесно граничит с литературой, причудливо с ней переплетается. Это тоже вдохновило меня. А музей татуировки воодушевил меня сделать и себе наколочку, - я заголила ночную рубашку, демонстрируя врачу рисунок на спине.