Повести о дружбе и любви
Шрифт:
– Ты ведь один раз нажал, а один звонок – это к Оле… Ее мама, наверное, еще с работы не пришла. А Еремкины на один звонок никогда не выходят. Хоть три часа подряд на кнопку нажимай! Они у себя в комнате запершись сидят… Оля говорила, что в лото играют. Это у них любимая игра. Я их даже в глаза не видела…
Тогда я позвонил два раза. За дверью сразу зашлепали комнатные туфли, загремели цепочки и засовы…
Я пишу тебе очень подробно, потому что хочу, чтобы ты знала, как идет наша «операция».
Когда Еремкина
Я удивился: Белка твоя, на переменках такая смелая, тут растерялась и стала меня в коридор вперед себя пропускать. Хотя я ее, как девчонку, хотел пропустить первой.
Меня же в этот момент, наоборот, какая-то необыкновенная решительность обуяла. И я пошел прямо в темный коридор.
Белка поплелась за мной.
– Коля! Коля, выйди, пожалуйста, – позвала Еремкина.
Я вздрогнул… Но оказалось просто, что ее муж – мой, как это говорится, тезка, а ты меня об этом не предупредила. Оба они оказались очень вежливыми людьми. В комнату, правда, не пригласили, но вынесли нам в коридор две табуретки, на которые мы не стали садиться.
– Вы, наверно, пришли за бумажной макулатурой? – ласково спросила Еремкина.
– Дружинники макулатурой не интересуются, – ответил я. И указал на наши повязки.
Еремкин поправил пенсне, подошел поближе, разглядел повязки и сказал:
– Оч-чень интересно! Дружинники? В таком юном возрасте?
– Представьте себе! – ответил я: смелость на меня немыслимая напала. – Мы своему старшему вожатому помогаем: он – главный дружинник во всем городе!
– И чему мы обязаны?… – осведомился Еремкин.
– Соседка дома? – спросил я таким голосом, каким обычно задают вопросы управдомы, когда приходят разговаривать со злостными неплательщиками.
– К сожалению, она еще не вернулась с работы, – очень вежливо ответил Еремкин.
И жена его беспомощно развела руки в стороны: дескать, какая жалость!
– Ключей не оставила? – спросил я.
– К сожалению, нет… Но она скоро придет, – сообщил Еремкин.
Жена его опять молча это подтвердила. Потом я убедился, что Еремкина сама-то почти и не разговаривает, а только разными жестами подтверждает то, что говорит ее Коля.
Что твоей мамы не оказалось дома, было для меня полной неожиданностью. Ведь утром я ее предупредил, что мы с Белкой явимся ровно в семь. Наверно, она долечивала своих больных – и не успела. Да… забыл сообщить тебе, что утром, пока мы шли до угла, я изложил твоей маме весь свой план. И она, хоть у нее и нет сил сражаться с Еремкиными, обещала помочь.
– Вы что же, со злостными элементами боретесь? – спросил Еремкин.
– Боремся! – ответил я.
Белка, наподобие Еремкиной, согласно закивала головой: совсем растерялась. И я подумал: «Да, ходить на боевые задания – это не то что орать в коридоре
Еремкин, например, сказал, что мы должны сражаться с нарушителями спокойствия и что он, если бы не язва желудка, сам, не задумываясь, надел на рукав повязку. Пижама у него была такая добродушная, вся в нежных цветочках. Я внимательно их разглядывал, потому что где-то, помню, читал, что своих врагов надо пристально изучать и знать даже лучше, чем друзей.
Еремкины ласково смотрели на нас, словно мы были их дорогими гостями. Они нам чаю предложили. И Белка со страху чуть было не согласилась, но тут в дверях заворочался ключ, и Еремкин радостно сообщил:
– Вот и наша соседка пожаловала!
На пороге появилась твоя мама. Она была в осеннем пальто, а из-под него выглядывал белый халат. Я подмигнул, чтобы она из-за усталости не забыла нашего утреннего уговора. Но она не забыла и очень правдоподобно удивилась прямо в дверях:
– Вы ко мне?!
– Гражданка Воронец? – спросил я.
Потом уж я вспомнил, что так обращаются только к подсудимым. Но твоя мама не стала возражать и ответила:
– Да, я.
– Мы к вам по делу!
И ткнул пальцем в повязки на рукавах.
– Что случилось? – вскрикнула твоя мама.
– Вы уезжаете? – продолжил я допрос.
– Совсем скоро…
– Очень хорошо.
– Да, это о-очень хорошо… – промямлила мне вдогонку Белка, которая как-то совсем оробела. И даже волосы ее, мне показалось, были уже не такими яркими, а слегка потускнели.
– Почему это… так уж особенно хорошо, что я уезжаю? – удивилась мама. Очень искренне удивилась – я думаю, она вполне может участвовать в самодеятельности.
– Потому, что в двух ваших комнатах мы собираемся устроить детскую комнату.
– Как это, простите? В двух комнатах устроить… одну? – вмешался мой тезка в пижаме.
– Для несовершеннолетних нарушителей, – пояснил я. – Кроме того, мы хотим шефствовать над малыми детишками, которые днем без присмотра бегают. Помогать им! Воспитывать… Может быть, мы лучше их здесь, у вас, разместим. Вы ведь детей любите?
Еремкины, как по команде, присели на табуретки, которые принесли для нас с Белкой. Но разговаривать продолжали очень спокойно и вежливо.
– Я понимаю, что в нашем городе еще мало детских садов и других внешкольных учреждений, – сказал Еремкин. – За детьми нужен неусыпный надзор. Создавать очаги воспитания! Вы проявляете благородную инициативу. Если, конечно, речь не идет… о нарушителях спокойствия. Но в общей… коммунальной квартире?
– Это ненадолго, – успокоил я. – Пока не построят специальные помещения. Всего на год-полтора…