Повести в Белых Халатах
Шрифт:
Я уже еле сдерживала смех. Девушка, увидев мою улыбку, заспешила с объяснениями:
– Ну а что я ещё напишу? Я ведь не доктор. Если бы он от другого врача пришёл, я бы переписала направительный диагноз, а он же с улицы – я указала жалобу.
– Ты всё правильно сделала, – серьёзным тоном я постаралась поддержать Оксану.
– Я тоже так думала, а потом пришёл больной и передал мне записку, в которой написано: «Мухи в ухе нет».
Чтобы понять возникшую ситуацию, нужно знать доктора Мухина, которому в детстве досталось столько
– Я не поняла, что делать с диагнозом. Как я уже говорила, больной был с улицы, и мне некому было переслать заключение осмотра. Я спросила старшую медсестру, она засмеялась и сказала: «Только не спрашивай у самого Мухина». Я пошла к Людмиле Борисовне и спросила её. Она взяла записку и велела мне идти работать.
– И чего же ты плачешь?
– Перед уходом Мухин подарил мне коробку конфет, а когда я спросила, за что, он громко при всех сказал: «Сладкое улучшает работу мозга».
Я погладила девочку по голове, отмечая, какие у неё красивые волосы.
– Оксаночка, не расстраивайся. Я думаю, эта история не стоит и выеденного яйца. Если бы фамилия врача была не Мухин, а Сорокин, то и никакой истории бы не было, – постаралась я поддержать новенькую, у которой глаза опять были на мокром месте.
Взяв список пациентов, я заторопилась к себе в кабинет, опасаясь, что не выдержу и начну опять улыбаться.
День ничего особенного не предвещал, и я начала его, как обычно, с кофе.
Я всё ещё была в ординаторской, когда прибежала запыхавшаяся Таня и с порога принялась тараторить:
– Нина Викторовна, звонила Кунцева, срочно разыскивает Новикова по поводу пациентки Михельсон. Она вчера была направлена к нам на УЗИ с подозрением на внематочную беременность и из клиники ушла домой, откуда её на скорой в тяжёлом состоянии привезли в стационар. Кунцева говорит, что внематочная там была и мы её пропустили. Больная находится в реанимации.
– Не помню такой фамилии, вчера у нас точно Михельсон не было. А во сколько она приходила?
– Людмила Борисовна сказала, после пяти.
– Рудик ушёл в три, значит, он тоже не смотрел, – я попыталась восстановить в памяти события минувшего дня. – А кто её направлял на УЗИ?
– Не знаю, Нина Викторовна, вы поговорите, пожалуйста, с Людмилой Борисовной, она так кричит, что я боюсь. Серьёзно!
Я поднялась и пошла в регистратуру, где стоял дым коромыслом. Кунцева, не дозвонившись до Новикова и, по-видимому, забыв, что сегодня суббота, позвонила в регистратуру и теперь пыталась выяснить, что происходило с пациенткой накануне.
Я взяла трубку:
– Здравствуйте, Людмила Борисовна.
– Нина Викторовна! Ну, слава богу, хоть кто-то иногда работает!
– Людмила Борисовна, сегодня суббота, Новиков будет в понедельник. Я могу чем-то вам помочь?
– Нам, дорогая моя, может помочь только Бог.
– Я попытаюсь это выяснить и дам вам знать, – заверила я и положила трубку, не дожидаясь дальнейших тирад.
Передо мной стояла Оксана, ещё более расстроенная и испуганная, чем во время нашей первой встречи этим замечательным утром. Она уже нашла нужную историю и с опаской протягивала её мне. Там, собственно, имелась всего пара записей: результат теста на беременность, осмотр Сирина, направление на УЗИ с подозрением на внематочную и заключение обследования, которое было подписано… Любочкой!
– Оксана, – обратилась я к регистратору, – а кто направил пациентку к Любови Марковне?
Девушка испуганно посмотрела на стоящую за моей спиной Таню, потом снова перевела взгляд на меня:
– Доктор Сирин.
– А почему доктор Сирин стал решать, к кому направлять пациентов?
Оксана помолчала, потом, словно оправдываясь, сказала:
– Я хотела её направить к вам, но доктор Сирин сказал, что сам отведёт её к Любови Марковне.
– То есть, – уточнила я, – он лично отвёл пациентку в кабинет УЗИ?
– Да, – Оксана выглядела ещё более напуганной, хотя казалось, что больше некуда.
– Хорошо, – кивнула я, – это всё, что мне нужно знать.
– Сирин сегодня ведёт приём до обеда, – подсказала мне Таня.
Я отправилась прямиком к нашему гинекологу.
– Андрей, не знаю, доброе утро или нет, но твоя Михельсон явно желала бы, чтоб оно было добрее, – начала я, убедившись, что в кабинете никого, кроме нас двоих, нет.
– Что насчёт Михельсон?
– Ты смотрел её вчера и отправил на УЗИ к Любочке, которая не увидела внематочную.
– И?
– На скорой с кровотечением доставлена в реанимацию.
– И?
– Как сказала Кунцева, молитесь, чтобы Михельсон выжила, – я сделала паузу. – Скажи, какого чёрта ты повёл её к Любочке, она ведь не умеет смотреть гинекологию!
– Она и не будет уметь, потому что ни ты, ни Рудик не даёте ей больных!
– Послушай, Андрей, – я смотрела Сирину в глаза, – я понимаю, ты симпатизируешь девочке, но позволь Новикову решать, кого она готова, а кого не готова смотреть.
– Это всегда вопрос денег! Вы выбираете тех, кто лучше оплачивается, а ей отдаёте животы, которые стоят копейки!
Я с сожалением посмотрела на Сирина:
– Мне жаль, если ты действительно так думаешь. Новиков решил…
– А мне глубоко плевать, что решил твой драгоценный Новиков! – неожиданно закричал Сирин. – Он забыл, как полагался на мои решения и что только благодаря мне вообще закончил институт!
Я никак не ожидала от Андрея такого откровенного напора, да ещё с заявлением, что Рудик ему многим обязан. Вероятно, мой потрясённый вид охладил Сирина, потому как он резко замолчал и пулей вылетел из кабинета, позабыв, видимо, что этот кабинет его.