Повести в Белых Халатах
Шрифт:
Развернувшись на каблуках, я выскочила из кабинета и заторопилась в приёмную Кунцевой. И не зря. В момент, когда я влетела запыхавшись, Наташа доставала из холодильника тарелку с аккуратно обёрнутым плёнкой куском торта. Последним.
– Наташа! – закричала я. – Отдай торт мне!
От испуга замерев на месте, секретарша вытаращила на меня глаза:
– Нина Викторовна, вы что, беременны?
Я быстро прикинула выгоду в данной ситуации и ответила вопросом на вопрос:
– А если скажу правду, отдашь торт?
Потеряв дар речи, Наталья, готовая
– Конечно нет! С чего ты взяла?
Опомнившись, секретарша крикнула мне вдогонку:
– Торт отдайте! Это для Людмилы Борисовны!
Но я уже была на пути к Костиной. Влетев в её кабинет и захлопнув за собой дверь, словно опасаясь погони за моим добытым обманным путём сокровищем, я выпалила:
– Срочно стакан зелёного чая!
Ирина отложила в сторону бумаги и не поднимаясь включила чайник, который всегда был у неё под рукой.
– Тебе зелёный какой? Китайский, с жасмином, бергамотом или корицей?
Так же, как в хорошей литературе, Ирина Митрофановна совершенно потрясающе разбиралась в чаях.
– Ты не знаешь, какой моя Таня любит?
– Жасминовый.
– Давай жасминовый.
Через пять минут я вошла в свой кабинет, осторожно держа чашку с горячим чаем и довольно внушительный кусок торта на тарелке. Таня, увидев меня, соскочила со стула:
– Серьёзно? Нина Викторовна! Вы что?! Я же просто так сказала!
– Танюша, ты не думай, что я тебя не ценю, – произнесла я, протягивая честно и не совсем честно добытые лакомства. – Мне ужасно повезло, что ты работаешь со мной, и прости, пожалуйста, если я нечасто говорю тебе спасибо. Уж такая у тебя дурында-доктор.
Таня взяла чашку с тарелкой, глядя на меня полными слёз глазами.
– Нина Викторовна, вы никакая не дурында. Серьёзно. Вы своего рода гений, а гении всегда рассеянны. Спасибо вам большое!
– Про торт никому не говори, – добавила я, делая пометку в моих рассеянных мозгах: «сказать Захару, что я гений. И Антохе». – Я его украла, – добавила я и, довольная собой, вышла из кабинета, сообщив ожидающей очереди, что приём начнётся через пять минут.
До ланча дотерпеть было невозможно, и, заглянув в ординаторскую, я провозгласила:
– Объявляется конкурс на лучшее мнение медсестры о своём враче.
В ординаторской были только Тёткин и Сиротин.
– У меня нет медсестры, у меня лаборант, – хихикнул Сергей.
– Потянет, – ответила я. – Передайте по сарафанному радио.
На ланч, однако, мало кто добрался до ординаторской, включая меня. Перед самым перерывом на приём пришла глуховатая старушка, с которой я провозилась гораздо дольше отведённого времени.
Вечером, собираясь домой, я зашла в приёмную Кунцевой, чтобы попросить у Наташи прощения, но её там не оказалось. Дверь в кабинет главной была открыта, и я осторожно заглянула – убедиться, что секретарши нет и там.
– Заходите, Нина Викторовна, сделайте милость. Или у вас только голова в дверь проходит при том количестве сладкого,
– Людмила Борисовна, вы простите меня за сегодняшнее.
Кунцева посмотрела на меня поверх очков:
– Видимо, вам действительно очень понравился торт, раз вчерашнего не хватило и вы буквально выкрали у Наташи последний кусок.
– Что вы имеете в виду под «вчерашним»?
– Ну, как же, – не очень убедительно притворяясь рассерженной, пояснила Людмила Борисовна, – нам вчера бывшая пациентка презентовала торт. Мы с Наташей сели пить чай, зашла ваша Таня, мы, конечно, решили её угостить и отрезали кусочек. Перед уходом она сказала, что торт «просто умопомрачительный» – я цитирую, – добавила Кунцева, – и она хочет «взять чуть-чуть для Нины Викторовны».
История вызывала у меня всё больше и больше интереса. Кунцева продолжала:
– Танюша ваша не стесняясь отрезала полторта. Ну, я понимаю, мозг для работы требует глюкозы. Чего не отдашь своим сотрудникам!
Я, поражённая хитростью Татьяны, расшаркалась перед Людмилой Борисовной:
– Вот я и пришла сказать спасибо.
Кунцева, заподозрив неладное, пристально посмотрела на меня.
– Вчера не хватило? – снова спросила она.
Я не знала, куда деться от стыда.
– Людмила Борисовна, честно вам скажу, не думала, что последнее отнимаю. Да ещё у вас – в жизни не посмела бы!
Главная махнула рукой и вернулась к своим бумагам.
– Ой, Нина Викторовна, мудрите опять чего-то, правды от вас не дождаться, – она вздохнула. – Думаете, торта мне жалко? Да нет, конечно. Я посмеялась над Наташей, когда она рассказывала… Идите уже домой.
Я потихоньку затворила за собой дверь и отправилась в кондитерскую.
На следующий день я пришла на работу с двумя тортами: для Людмилы Борисовны и для моей медсестры. Кунцевский торт я сразу занесла в приёмную и оставила в холодильнике. Со вторым я зашла в ординаторскую, где, на удивление, собрались почти все, отчего стояли шум и смех. С моим приходом коллеги, казалось, ещё больше оживились, хотя, по мне, комната отдыха и так напоминала «палату номер шесть». Доктора наперебой пытались рассказать историю, но я не могла понять о ком. Начав задавать уточняющие вопросы, я окончательно запуталась, и Антонов взялся дирижировать оркестром. Все притихли и только кивали и похохатывали, поддерживая Юрино повествование.
– Согласно предложенному тобой плану, мы начали опрос наших медсестёр: что они думают о докторах, с которыми работают? Но опустим мнение трёх сестёр, работающих с Сириным…
– Почему это? Что за дискриминация? – подал голос гинеколог.
Антонов поднял руку, защищаясь от негодования коллеги.
– Хорошо. Уговорил, – Юра взял блокнот, в котором, по-видимому, делал заметки о своих интервью. – Две медсестры назвали Сирина самым сексуальным в клинике, третья, Олимпиада Петровна, сказала, что жалеет сердечного, потому что он всегда голодный и ест всякую ерунду. Её мечта, мол, сварить Андрею Андреевичу борщ и чтобы он всю кастрюлю скушал.