Повести. Рассказы
Шрифт:
— Бьют, — согласился Звонарев, постанывая от боли. — Сам, дурак, полез…
— Все мы дураки, как видно. Вон сколько он нас вокруг пальца водил… Как ты его раскусил?
— Как? — рассеянно переспросил Звонарев. — Обычно. Он ведь много следов оставил, и тут, и в Одессе. Характеристику голоса, например, удалось составить… Да и сам помог: следствию вдруг начал помогать. Извечная ошибка загнанного зверя!..
Капитан поднялся, надел фуражку.
— Не волнуйся, найдем мы крестника твоего! — Он повернулся к Тане. — Одежду ему не выдавать. Пусть
К исходу дня вдали выступили очертания острова Крит. Машины судна работали на полную мощность, но спасти положение они уже не могли. «Грибоедов» подходил с большим опозданием.
— Ну что, Люба?
— Загляну-у-ла, — нараспев сказала она. — Говорю, убрать у вас можно? А он сидит, как сыч, книжку читает. Молитвенник, видать… Крест золотой на обложке.
— Прогнал? — спросил Звонарев.
— Ага-а, — кивнула Люба.
— Он что, не завтракал, не обедал сегодня? — спросил капитан.
— А зачем? — улыбнулась Люба. — Он запасливый. Живот во-он какой! На месяц хватит…
— Василий Егорович, пошлите туда Кулибина, моториста. Пусть краны в ванной «исправит»…
— А шкаф, диван, под кроватью?.. Смотреть, так все…
Капитан побарабанил пальцами по столу.
— Придется его выкуривать оттуда… Так вы думаете, Лыткин у Катарикоса? — раздумчиво спросил он у Звонарева.
— Я убежден только в том, что они связаны и знают друг друга.
— Если Лыткина там нет, мы его упустили. На судне смотрели везде: трюмы, шлюпки, канатный ящик… Одна вещь не дает мне покоя. — Капитан взял карандаш, подвинул к себе лист бумаги. — Тут, у Родоса, рифовый пояс, большие подводные острова… Это в пяти милях от рекомендованного курса… На Родосе — маяк. Если Лыткин его видел и сразу направился на свет маяка, то можно считать, что он ушел. Не на рифы же бросать корабль из-за этой пакости?!
— А если он сначала спрятался, а потом в воду сиганул? После того как закончились поиски, и корабль лег на курс…
— Это невозможно, — сказал помполит. — У нас на судне есть, так называемая, дружина по охране госграницы. Я вас познакомлю. Добрые хлопцы, комсомольцы… С ночи дежурят на всех палубах…
В дверь постучали, вошел пассажирский помощник.
— Выполз…
— Куда направился? — спросил капитан.
— В бар.
— Придержите его. Давай, Люба!..
Люба открыла дверь каюты Катарикоса, взяла пылесос под мышку, вошла в каюту. Дверь оставила открытой.
Она осторожно заглянула в ванную комнату — никого. Прошла в гостиную, осмотрелась. Держа перед собой, как оружие, щетку от пылесоса, направилась в спальню.
Заглянула под кровать, за зеркало, подвинула диван в гостиной, открыла даже холодильник… Оставался шкаф в стене. Люба потянула на себя дверцу, шкаф противно скрипнул, она испуганно отпрыгнула назад и вскрикнула.
Тут же в каюту влетел пассажирский помощник. Он выскочил на середину гостиной, встал, недоуменно озирая каюту и не понимая, откуда грозит опасность.
Зажав рот ладонью, Люба
В порту Фамагусты встали затемно. По трапу сходили пассажиры. Звонарев встретился глазами с Катарикосом.
— Оревуар! — Катарикос был снова любезен, даже помахал на прощание пухлой ручкой. Звонарев переглянулся с помполитом.
— Ушел, гад! — убитым голосом сказал он. — Как же мы промазали, Василий Егорович?
Помполит вздохнул:
— Стало быть, Катарикос и есть «покупатель»?
— Абсолютно убежден. Больше того, мне показалось, что я даже видел, как они обменялись каким-то условленным знаком, возможно паролем… Только того, другого, я видел в спину. Теперь-то мы знаем — Лыткин…
— Умница он, Лыткин наш…
— В том-то и дело, Василий Егорович… Мы столкнулись с умным и расчетливым преступником. Именно поэтому не мог он выпрыгнуть в море! Понимал, что его тут же бросятся искать… Глупо это!
— Не дух же он святой! Мы все обшарили снизу доверху…
— Дружинники ваши дежурят?
— Да. Мышь не проскользнет… Увольнения на берег отменены до особого распоряжения…
Подбежал вахтенный, сказал Звонареву:
— К капитану! Срочно!
Капитан встретил их, довольно потирая руки.
— Ну наглец! — Он восхищенно покрутил головой.
— Кто? — спросил Звонарев.
— Кто-кто… Крестник твой! Знаешь, где он скрывался? — Капитан выдержал качаловскую паузу, наслаждаясь растерянностью Звонарева, и вдруг брякнул: — У меня в каюте!
Эффект был, конечно, поразительный. Звонарев потерял дар речи, помполит болезненно скривил рот, испуганно уставился на капитана.
— Что смотришь? — весело спросил тот. — Здоров я, здоров… Пошли-ка!
Он почему-то вышел вон из каюты. Звонарев с помполитом, недоумевая, пошли за ним. Они вышли на палубу, повернули направо и остановились перед узкой деревянной дверью.
— Это моя походная каюта, — объяснил капитан Звонареву и толкнул дверь. — А теперь смотри…
Он открыл шкаф, указал пальцем на пол. Звонарев нагнулся. На полу высокого, как пенал, шкафа белели какие-то пятна. Звонарев ковырнул пальцем, поднес кусочек к глазам.
— Пена… — неуверенно произнес он. — Засохшая пена…
— Тут он и куковал, вон что наследил башмаками, — возбужденно стал говорить капитан. — Видишь, как мне доверяют на корабле! Никому и в голову не пришло проверять капитана…
— Не понимаю, чему ты радуешься? — проворчал помполит.
— Тому, что он на пароходе, ворчун старый! Здесь он прятался, зде-есь! Пока шел аврал… А когда он закончился, переехал в другое место. Куда-а?
По судну снова был объявлен аврал. Разбив мысленно корабль на квадраты, моряки тщательно осматривали метр за метром огромную железную коробку теплохода, до предела наполненную множеством переборок, тупичков, закоулков, помещений различных служб.