Повiя
Шрифт:
– Вы, значит, признаете недостаточным такое самоуправление? Желали бы большего?.. Английская конституция с ее лордами вас привлекает?
Стовп щось товсто загув i незабаром з невеличким чоловiчком сховались у гущавинi акацiй, що високою стiною виставились над глухою стежкою, круто загнутою убiк.
– А слышали, слышали? Наш-то Колесник за сорок тысяч имение купил?.. Вот она, новая земская деятельность… устройство гатей, плотин, мостов!..
– Да, да!.. Нам необходимо принять меры… стать в боевое положение. И так уже долго мирволили всяким либеральным веяниям. Вы слышали
I друга пара теж сховалася мiж акацiями.
– Чаво же это бестия Штемберг? Не подпустил ли жучка?
– роздався З халабуди охриплий голос.
– А что-о?
– Объявил, шельма: арфянки будут. Что же он их до сих пор не показывает? Давай, братцы, вызывать жидовскую рожу!
I через хвилину роздалися гучнi оплески в долошки.
– Штемберга! Штемберга!.. Что же это он, чертов сын! Где его арфянки?.. Арфянок подавай! арфянок!., го-го-о!.. га-га-а-а!
– ревла несамовито цiла метка охриплих голосiв, то товстих, наче гуркiт вiд грому, то тонких, рiжучо-ляскучих.
Народ так i хлинув до халабуди! Що там? Чого то? Помiж людьми заблищали цинковi гудзики, зарябiли джгути.
– Позвольте, господа! Позвольте! Дайте дорогу!
– i, розпихаючи людей, до халабуди мерщiй побрався часний пристав.
– Господа! Прошу вас не скандальничать!
– повернувся вiн до тих, хто був у халабудi.
– Проваливай!.. Штемберга-а!..
– Господа! Прошу не кричать!
– А-а… Федор Гаврилович! Наше вам! Просим покорно: заходите… Вьiпьем, брат!
– пiдскочивши до пристава, загукав височенного росту бородатий купчина i одним махом помчав за руку пристава у халабуду.
Лящання в халабудi стихло; чувся тiльки неясний гомiн та поодинокi вигуки: "Выпьем! наливай, брат!"
Народ почав розходитись; прислужники, що цiлою зграєю кинулися до халабуди, як звiдти роздався нестямний вигук, собi почали одходити. Один тiльки сухенький та не дуже чепурно наряджений панок стояв проти халабуди i дивився на п'яне гульбище. Його висока постать зiгнулася, спина дугою угору вигнулася, а грудина ободом до спини припала; рiдкi рудуватi баки, наче гичка, висiли коло запалих щок, по краях вони вже позасiвалися сiдиною; запалi очi суворо виблискували з-пiд настовбурчених брiв. Зложивши руки за спину i обпершись на високий i товстий з парусини зонтик, вiн стояв проти халабуди, наче дожидався когось. Через скiльки часу з халабуди вийшов, наче рак червоний, пристав.
– Федiр Гаврилович!
– кинувся до його панок. Той став, вирячивши на панка здивованi очi.
– Здається, не помилився? Iмєю честь з Федором Гавриловичеш Книшем. балакати?
– замовив панок.
– Ваш покорный слуга, - брязнувши шпорою i уклоняючись по-воєнному, одказав пристав.
– Не пiзнаєте?.. Так, так… - усмiхався панок.
– Извините, пожалуста… не узнаю…
– А пам'ятаєте, як ви секретарювали у полiцiї? Чи згадується вам, як ви, копитан та я умiстi пулечку били?.. Давно то було! Певне, вже i забули Антона Петровича Рубця?
– Антон Петрович!
– гукнув здивований пристав, подаючи обидвi руки
– Боже мiй! Та й постарiли ж ви, та перемiнилися як, нiзащо пiзнати не можна!
– замовив по-своєму Книш.
– Час своє бере!
– глухим голосом одказав Рубець.
– А от ви помолодiли. Та як вам до ладу оця форма пристала!
– хвалив Рубець, обдивляючись Книша.
– Як бачите, перемiнив службу… Жiнка приказала довго жити.
– Чули, чули… - перебив Рубець.
– Так я махнув на все, та оце як бачите… у часнi пiшов.
– I про це чули… Важка служба! Клопотна служба! Перед усiма на виду.
– Та це б ще нiчого, та тiльки нiколи поспати.
– Так, так. Уп'ять же й оце, - i Рубець хитнув головою на халабуду, де знову пiднявся нестямний галас.
– Другим гульня, радiсть… а ти гляди, дивись та придержуй, щоб не дуже-то й загулювались.
– Це нашi купчики загуляли. Що з ними поробиш? Знакомий усе народ. У моїй частi живуть.
– Так, так… Кому гульня, а кому служба!
– Ну, а ви ж як? Все на старому мiсцi? Чого оце i до нас завiтали?
– запитався Книш.
– Та ви ж чули, що копитан умер?
– перепитав Рубець.
– Не чули? Умер, сердешний: царство йому небесне!.. Отож на його мiсце мене общество i обiбрало.
– Так ви вже по земству служите?
– здивувався Книш.
– Пенсiйну невеличку вислужив… В одставку вийшов. А все-таки зложивши руки не хочеться сидiти. Привикне, бачите, собака за возом… Отак i я. Загнулося ще обществу послужити… Спасибi добрим людям, не обiйшли: вибрали замiсто копитана. Помаленьку живем з старою, - глухо повiдав Рубець.
– То це ви сюди на вибори приїхали?
– На якi там вибори! Непремiнного хiба? Господь з ним! Бiльше ж, мабуть, п'ятсот рублiв, нiж двiстi сорок?
– То по своїм дiлам?
– знову допитується Книш, не второпавши, чого се Рубець у губернiю забрався.
– Та нi! От недогадливi!.. Пiсля виборiв земський з'їзд… Мене, бачите, вибрали губернським гласним.
– Так он як?
– здивувався Книш.
– Поздоровляю!
– Спасибi! Хоч воно i нi з чим поздоровляти: клопоту та здержкiв бiльше; а все ж, бачите, почот… Вже як вибрали, то треба хоч раз i на з'їздi побувати… послухати, як розумнi люди у губернiї балакають… Ми i в себе кожне собранiє чуємо речi… Та то свої, уже знайомi; а тут з усiєї губернiї… Дива бiльше… звiсно, i гомону буде не мало… Чи буде тiльки з того гомону прок?
– прихилившись до Книша, мовив Рубець. Книш стиха усмiхався.
– А оце знявся на вашi губернськi дива надивитися, - почав далi Рубець.
– Запакував семигривеника… Думка: може, кого стрiну з давнiх знайомих?.. I гаразд, шо оце вас зуздрiв. Скажiть менi: чи не знаете, бува, Григорiя Петровича Проценка? Де вiн i що з ним?.. Молодим ще тодi паничем був… У мене на квартирi стояв.
– Знаю, знаю. Вiн теж по земству служить: бухгалтерує у губернськiй управi, - одказав Книш.
– Хотiлося б менi з ним побачитись.
– Вiн тут у саду був. Я його бачив… Та от i вiн, - указав Книш на високого у бородi пана, чепурно зодягненого, що виходив з вокзалу.
– Григорiй Петрович!
– гукнув на його Книш.