Поворот
Шрифт:
— Ну… мне кажется, что предложения твои — они так себе. То есть очень хреновые предложения.
— Уж какие есть, — Наталия замолчала и сердито посмотрела на собравшихся за столом коллег.
— Я думаю, — продолжил Андрей, — что мы твои предложения проигнорируем, а чтобы тебя народ не сожрал с какашками, мы о них и рассказывать никому не будет.
— Погоди, Андрюш, — в разговор вмешалась Мария, — судя по хитрой мордочке Ели они что-то не договаривают. Итак, мы слушаем дальше.
— Ладно, я теперь договорю, — хмыкнула Еля. — Прокормить всю эту толпу мужиков мы теперь в состоянии — но от нас требуется сделать всё так, чтобы они поняли и осознали до глубины души, что благотворительностью государство заниматься не намерено. Для этого прежде всего нужно будет разослать по деревням
— Ну, а где ты собираешься этих агитаторов брать? Как в свое время большевики, рабочих с заводов в деревни отправлять?
— В свое время большевики отправляли в деревни не рабочих, а люмпенов, поэтому у них с колхозами и вышла полная задница, а мы направим именно агитаторов. У меня в школах около четырех тысяч человек уже относительно неплохо подготовлены, причем мозги я им на место поставила неплохо.
— И ты будешь теперь управлять этой толпой?
— Нет, конечно. Я вообще замуж выходить собралась, мне просто некогда будет этим заниматься.
— Так… а за кого это ты замуж выходить собралась?
— Я пока не решила, просто, думаю, пора уже. Время-то бежит, мы не молодеем…
— Ладно, а кто тогда будет агитаторами управлять?
— Есть один товарищ, и, надеюсь, никто против этой кандидатуры выступать не станет. Лично я считаю, что агитацией и пропагандой среди мужиков у нас займется товарищ Сталин.
— Сталин? А я думала, ты Сергеева на эту должность поставить предложишь, — удивился Евдоким.
— Я и хотела его предложить, но так как среди всех хоть немного подходящих он один хоть что-то понимает в Австралийских реалиях, его придется на пятый континент управляющим от России отправить. Я уже с ним на эту тему поговорила, он в принципе согласен.
— Ну… ладно. А кто за всю программу предотвращения голода отвечать будет?
— Ну давайте я, — подал голос Евдоким, — там в любом случае встретится много проблем по медицинской части, а у меня уже и фельдшеры подготовлены, и по программе переселения, и для обслуживания тех, кто переселяться все же не пожелает. Поэтому мне всяко придется каждой деревней отдельно заниматься, так что, надеюсь, у меня и информация по всем проблемам будет быстрее всего появляться. А уж если что-то экстраординарное случится, то я уж точно найду, кого из вас за хобот взять.
— То есть мы начинать готовы, и остался один вопрос: когда?
— А вот прямо сейчас разойдемся, пообедаем и приступим, — усмехнулся Евдоким. — Еля, у тебя на послеобеда какие планы? Я насчет агитаторов кое-что уточнить хотел…
Вообще-то народ голодать местами начал уже осенью двадцатого — но эти (довольно немногочисленные) проявления — в основном в Причерноморских губерниях — купировались быстро и без затей. Силами как раз подготовленных Елей «агитационных групп»: парни (в основном именно молодые парни лет по шестнадцать) приезжали в голодающие села и предлагали мужикам очень простой способ «голод пережить без потерь». То есть предлагалось два способа: «жесткий» и «мягкий», а в случае, если у мужика в семье намечался риск для здоровья и жизни детей, то с таким мужиком вообще не церемонились: его вместе с семьей просто специально выделенные отряды солдат забирали и увозили «на казенные земли», в основном в Алтайскую губернию. Правда, таким образом было перевезено порядка пяти тысяч семей, а большая часть «досрочно голодающих» соглашались на предлагаемые варианты (так как об уголовной ответственности за смерть домочадцев всех мужиков предупреждали), и примерно двадцать процентов выбирали вариант именно «жесткий» — то есть добровольное переселение со всеми
— Мужик, по дремучести своей, всегда считает, что, во-первых, все такие недороды — явление сугубо временное, и уж в следующем году он заживет как в раю. Во-вторых, мужика сильно разбаловали разные земства в царское время, и он искренне считает, что уж с голоду ему «обчество» умереть не даст. Ну а в третьих, в силу неграмотности своей, он просто не в состоянии понять, что при существующей системе он никогда на сытую и счастливую жизнь не наработает, у него на каждую неприятность находится кто-то виноватый со стороны. И поэтому он уж лучше на земле своей как-то перебьется, но жизнь свою бесполезную менять не станет — потому что убежден, что любые перемены — к худшему. Но самое главное заключается в том, что мужик — и особенно мужик с Черноземья — работать начинает только по принуждению, А мы же ему предлагаем на новом месте и дом себе самостоятельно выстроить, и прочее все — а зачем ему лишний раз-то утруждаться, у него дом, хоть и халупа паршивая, уже есть, ему в в хлеву этом хорошо.
— Ты, мне кажется, все же слегка так врешь. Ну не может человек не хотеть жить лучше!
— Может. Причем исключительно из-за лени: чтобы жить лучше, нужно же работать, и работать тяжело. Я тебе простой пример приведу: в Нечерноземье мужики зимой на заработки в города отправляются, и там вкалывают от зари до зари, спин не разгибая. А в Черноземье мужики в города побираться едут. И сейчас уже поехали потихоньку, а если бы закон о запрете нищенства мы не приняли и не заставили бы полицию за его соблюдением строго следить, то на Юге к нас бы уже все города были переполнены ленивыми голодранцами. Ты хоть в курсе, сколько по городам уже детишек, которых эти, извини за нецензурщину, отцы семейств отправили побираться, полиция отловила и в центры переселения отправила?
— Даже примерно не представляю.
— По Новороссии, согласно рапортам полиции, отловлено уже чуть меньше двухсот тысяч детей, по Нижнему Поволжью — чуть меньше, но все равно почти столько же.
— Так… а что ты с этими детьми делаешь?
— Что-что… кормлю и пою, одеваю-обуваю, в школы-интернаты отправляю. А потом по процедуре: выясняем, из какой семьи ребенка побираться послали, в соответствии с законом семью эту в ссылку на пять лет отправляем…
— Так ведь взбунтуются мужики-то!
— Кто? Соседи? Они только рады, когда в селе кого-то забирают, ведь освободившуюся земличку они промеж себя поделить уже готовы.
— Так ведь земля-то ссыльных, если я не путаю, в казну отходит?
— Нам пока смысла нет эту землю реально забирать: участки мелкие, работать на них просто некому… вот как накопится в селе достаточная площадь, тогда передел и устроим, но это в любом случае будет нескоро. А так оно и для государства спокойнее, и мужики, возможно, немного посытнее жить будут.
— Ну-ну…
— Лично меня лишь одно волнует: нужно, чтобы дети не умирали и, по возможности, хоть какое-то образование получали. Но насчет образования — это уже, скорее, твоя забота.
— Ну да… только как заставить мужика детей в школу-то отправлять?
— Ты — точно их заставить не сможешь. А вот агитаторы твои…
Агитаторов Еля учила в специально выстроенном поселке неподалеку от станции Ростокино Окружной дороги. То есть поселок исключительно для подготовки «нужных кадров» и строился: в нем было шесть специализированных школ, два десятка домов-общежитий, в которых будущие агитаторы и жили, а так же несколько зданий иного назначения. Ну а так как Ха-Юн историю в последние пару лет перед переносом матриц учила весьма усердно и информацию тщательно обдумывала, то и программу обучения Еля составила весьма качественную. В первую очередь позаботившись о том, чтобы «не повторить главную ошибку большевиков».