Повседневная жизнь «русского» Китая
Шрифт:
Хожденье по мукам, что видел во сне —
С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.
Но я не забыл, что обещано мне —
Воскреснуть. Вернуться в Россию — стихами.
Ведь они до сих пор по-настоящему не вернулись, несмотря на издание нескольких солидных антологий в годы перестройки — в них имена поэтов «русского» Китая растворены в огромном количестве поэтов Рассеяния, чьи имена у нас давно на слуху: В. Ходасевич и М. Цветаева, Г. Иванов и Г. Адамович, Н. Берберова и И. Одоевцева, И. Северянин и А. Ладинский, Н. Тэффи и 3. Шаховская, 3. Гиппиус и Д. Мережковский, Ю. Иваск и Р. Блох… В отличие от них поэты «русского» Китая
Немилосердно.
Несправедливо.
Поэт Арсений Несмелое отступал с армией Колчака через Сибирь, потом некоторое время жил во Владивостоке, а в 1924 году в одиночку перешел советско-китайскую границу.
Иду. Над порослью вечернее
Пустое небо цвета льда.
И вот со вздохом облегчения:
«Прощайте, знаю: навсегда!»
Несмелов писал не только стихи, но и прозу. Свою первую поэтическую книгу он издал в Китае в 1929 году. К 1942 году он опубликовал шесть сборников стихов, печатался в «Современных записках», в нескольких пражских изданиях, в чикагских и сан-францисских сборниках поэзии, но… так и не «вернулся стихами» к себе домой по сей день. В августе 1945 года в Харбине Арсения Несмелова схватили смершевцы. Его отправили в СССР, где он вскоре умер.
И. Пасынков, оказавшийся в то же время в тюрьме в Гродеково, вспоминает: «На моих глазах в этой камере умер на полу, без всякой медицинской помощи, талантливый дальневосточный и харбинский поэт Арсений Несмелов… Умер от кровоизлияния в мозг, промучившись три дня. Все попытки нас, его однокамерников, вызвать врача через солдат-охранников ни к чему не привели, кроме насмешек».
С судьбой Арсения Несмелова тесно связана судьба поэтессы Нины Завадской. В 1942 году двенадцатилетняя Нина Завадская, дочь известного в Харбине врача, начала изучать теорию стихосложения в кружке Несмелова и в том же году поступила в Литературно-художественный кружок имени Августейшего поэта К. Р. На собраниях кружковцы читали и обсуждали стихи, слушали доклады о творчестве поэтов Серебряного века, о культуре России. По воспоминаниям председателя кружка В. А. Морозова, юная Нина выступила с двумя очень содержательными и серьезными докладами — о поэзии Александра Блока и о символизме. Эти выступления «сделали бы честь любому взрослому. Они, конечно, не являлись самостоятельным исследованием, но обширность привлеченного материала, его умелое размещение и использование говорили о том, что докладчик может, умеет и хочет работать без всякой скидки на возраст».
Нина Завадская была натурой пытливой. На занятиях она все время что-то записывала, собирала все доклады и программы вечеров, вела протоколы встреч. Кружковцы очень полюбили эту девочку.
В 1943-м Нина Завадская умерла от странной болезни, «азиатского тифа». Дочь В. А. Морозова, Г. Логинова, пишет: «Я думаю, что большинство харбинцев знало, что такое был «азиатский тиф» — специально созданная, культивированная болезнь. В 1943—44 гг. ни один японец, да и за редким исключением кто-то из китайцев не заболел этим тифом. А русских он косил, особенно молодых и людей среднего возраста. Старики редко, но все же выживали».
Скорбящие родители Нины Завадской собрали все, что было ею написано, и издали сборник «Светлое кольцо». Большая часть тиража по желанию Завадских была подарена на память о Нине тем, кто знал девочку. В СССР эта книга не попала — по словам Г. Логиновой, ее невозможно было привезти в страну, так как «на книги харбинского издания был строжайший запрет».
В архиве В. А. Морозова сохранилась фотография Нины, на обороте которой написано рукой ее матери стихотворение, сочиненное девочкой:
Ветер ворвался свежий.
Раздулась шторка окна.
А может быть, просто я брежу!
Я больна, я очень больна!
Лампа светит так ярко,
Что смотреть становится больно.
Мне
Закрываю глаза невольно.
Я была счастлива тоже…
На гроб похожа кровать…
Проспи меня, грешную, Боже!
Я так не хочу умирать…
Трудно, просто невозможно представить себе, что эти стихи написаны тринадцатилетним ребенком!.. Но связь с поэтической традицией Арсения Несмелова, одного из крупнейших поэтов эмиграции, Здесь прослеживается несомненно. Каким поэтом могла бы стать Нина Завадская? В наши дни ей не было бы еще восьмидесяти лет…
В сентябре 1945 года был насильственно репатриирован в СССР и отправлен в Воркутинские лагеря и создатель «Чураевки», поэт Алексей Ачаир. Но ему повезло. Ачаир вышел из лагеря и поселился в Новосибирске. Он умер в 1960 году, в возрасте 64 лет.
Поэтесса Лидия Хаиндрова, член объединения «Чураевка», написала потрясающие своей неизбывной тоской стихи:
Россия, твой ветер привольный
Призывно и мощно поет,
И радостно сердцу и больно,
И просится сердце в полет.
Но поздно! я слишком устала…
Душа каменеет моя.
О гребень девятого вала
Моя разобьется ладья.
И я не дойду — не узнаю
Ни ласки, ни власти твоей
И вздохом тревожным растаю
Средь чуждых китайских полей.
Судьба поэтессы послужила одной из сюжетных линий романа «Отчий дом», написанного ее братом, советским писателем Леваном Хаиндравой (так звучит и настоящая фамилия поэтессы, которую ее отец несколько русифицировал). Об этой семье мы расскажем немного подробнее.
В 1905 году в Харбине было создано Грузинское общество, поставившее своей целью оказание материальной и моральной поддержки грузинам, приехавшим в Маньчжурию. Поначалу их было немного. Позже, после революции, количество грузин в Маньчжурии увеличилось — белогвардейцы, беженцы из России… Общество выдавало пособие самым бедным и неспособным к физическому труду, хоронило умерших, оплачивало лечение. В течение долгого времени председателем Общества был Иулиан (Юлиан) Хаиндров, приехавший в Харбин, вероятно, в 1910 или 1911 году. Человек деятельный, энергичный, Иулиан Леванович принимал активное участие в создании Первой Грузинской аптеки, работавшей на коммерческих началах, в приобретении для собраний Общества и обеспечения жилищем нуждающихся грузин доходного дома в районе Пристани. Но главным его детищем стала Общественная бесплатная библиотека-читальня, Грузинская библиотека, где были книги не только на грузинском, но и на русском, и на иностранных языках. В 1940-х годах библиотеке было присвоено имя Шота руставели. Она была создана еще до приезда Иулиана Левановича в Харбин. В 1917 году торжественно праздновалось ее 10-летие, но она стала едва ли не главным делом его жизни.
У Хаиндрова были сын и дочь, Леван и Лидия. Судьба их сложилась по-разному. Леван вернулся в Грузию, стал известным писателем, автором рассказов и романов, написал воспоминания о маньчжурском детстве и юности, о семье. Дети и внуки Левана Хаиндрова по сей день живут в Тбилиси.
Лидия Юлиановна жила в Харбине, потом в Шанхае, писала стихи, в 1928 году начала печататься, выпускала собственные сборники стихов, участвовала в коллективных сборниках чураевцев и шанхайских поэтов. В Харбине она служила кассиршей в ресторане и, как писал в своих воспоминаниях поэт В. Перелешин, «была своего рода магнитом. У поэтов, включая и меня, просто не было сил пройти мимо кафе и не зайти туда… Если захожий гость не торопился, то Лида рылась в сумочке и извлекала оттуда новые стихи. Писала их много и охотно, так же охотно читала их».