Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина
Шрифт:
Видимо, они тщательно выбирали подходящих кандидатов. 25-летний Тимофей Никифоров сын Шитов, совсем недавно взятый в рекруты из вятской деревни, видимо, был недоволен жизнью. Он стоял на карауле в покаянной палате, когда его подозвали Михайла Бухтеев и Петр Карпов. За казармами, в углу Большого острога, состоялся разговор:
— Мы с товарищи с Федором Степановым, Яковом Неклюдовым и Михайлой Бухтеевым намерены бежать за рубеж. А ты де намерение к тому побегу имеешь ли? — спросил Карпов солдата.
— Я бежать с вами намерен, только каким случаем?
— Мы отпросимся к заковке кандал в кузницу, а ты, Тимофей, будь за нами караульным. Только к тому нужно приговорить таких же солдат.
После этого Тимофей Шитов склонил к побегу своего приятеля, 23-летнего солдата Якима Михайлова сына Зацепляева. И уже вдвоем они стали уговаривать 21-летнего Василия Сергеева и восемнадцатилетнего Григория Дементьева сына Желнина с помощью таких аргументов: «Хочешь ли бежать за рубеж? …Там жить, сказывают, привольно… А колодники де сказывают, что они и город знают». В конце концов и эти служивые пообещали, что «они с ними за рубеж побегут».
В назначенный день заговорщики подкупили караульного сержанта Ивана Шальгина, чтобы тот выпустил
606
См.: Там же. Д. 2111. Л. 52–52 об., 55 об.-60, 78.
Ссылка
Большинство изловленных Ванькой Каином московских «мошенников» были осуждены на телесное наказание и сибирскую ссылку.
Отправка колодников Сыскного приказа в ссылку происходила от одного до восьми раз в год. Например, в 1736–1738 годах ссыльных отправляли трижды, в 1739-м и 1742-м — по четыре раза, в 1743-м — всего дважды, в 1745-м — шесть раз [607] . В теплое время года колодников пересылали водяным путем (по Москве-реке и Оке) на специально закупавшемся струге, а с окончанием навигации — на подводах. Так, многие московские «мошенники», пойманные по «указыванию» Каина в конце декабря 1741-го — январе 1742 года, были в числе 132 преступников, отправленных в феврале 1742-го на подводах в сопровождении пятидесяти солдат московского гарнизона, возглавляемых прапорщиком Василием Фиком. 28 февраля 1745 года из Москвы выехала партия из 235 колодников под охраной шести офицеров и 129 рядовых солдат. Для них было выделено 65 подвод, а офицеру выданы подорожная и прогонные деньги для смены лошадей на ямских станциях [608] .
607
См.: Северный Н. Е.Указ. соч. С. 103.
608
См.: РГАДАФ. 372. Оп. 1. Д. 679. Л. 39–43; Д. 1228. Л. 165–165 об.
Перед отправкой колодников обязательно водили в кузницы для более крепкой заковки в ручные и ножные кандалы, а также сковывания попарно двушейной цепью. Так парами они и следовали до места назначения [609] .
Для плохо одетых колодников иногда покупалась одежда за счет казны. Так, в 1730 году для ожидающих отправки в ссылку заключенных было приобретено восемь шуб, три подкапка {65} , пять шапок и восемь пар рукавиц, в следующем — 49 шуб, 40 шапок, 14 рубах, 15 порток, девять подкапков. В феврале 1742 года для приговоренных к сибирской ссылке преступников было закуплено 16 бараньих шуб и четыре кафтана [610] . Но вряд ли Сыскной приказ обеспечивал всех нуждавшихся в теплой одежде колодников, осужденных на ссылку. Так, капитан Степан Михайлов сын Мастинин, командированный для препровождения партии ссыльных водным путем до Казани, 29 сентября 1740 года, накануне отправления, просил начальство его проинструктировать на случай непредвиденных обстоятельств: «…а ныне уже настает путь зимний, и ежели, паче чаяния, нынешним водяным путем до указного места судно с наступающим зимним путем остановитца, то как оных колодников до показанного места вести — на подводах или пеших? Буде же вести на подводах, то о даче мне с конвоем и под оных колодников в городах подвод и прогонов в инструкции не изображено, и в города к воеводам послушных указов не имеетца». Капитан высказывал опасение: «А ежели оных колодников вести пеших, то оные провожанием умедлятца, к тому ж из оных колодников много число и помрут, понеже оные безодежные, на которых не токмо шуб, но и кафтанов и обуви не имеетца, и скованы в ручные и ножные кандалы по два человека, ис которых многое число имеетца и больных» [611] .
609
См., например: Там же. Д. 642. Л. 12 об.
610
См.: Северный Н. Е.Указ. соч. С. 103; РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 681. Л. 75.
611
РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 642. Л. 12–12 об.
Тридцать первого января 1745 года в Сыскной приказ обратилась Афимья Дмитриева, жена ожидавшего отправки в Сибирь бывшего канцеляриста Московской типографии Ильи Фролова, осужденного за недостачу денежной казны: «И за оной начет муж мой… прислан… для ссылки в Сибирь на житье обще со мною… а для оного дорожного пути как муж мой, так и я, именованная, никакой на себе одежи не имеем. А обретаем у себя свойственников, которые на нас могут и купить для оного дорожного пути одежи». Афимья просила отпустить ее «для просьбы у означенных наших свойственников, покамест оная отправа учинена будет» [612] .
612
Там же. Д. 1228. Л. 185–185 об.
Жены ссыльных каторжных с детьми могли последовать за главами семей. Для этого им нужно было обратиться
613
Там же. Оп. 2. Кн. 114. Л. 82 об.-83, 123.
Двадцать девятого сентября 1740 года в Сыскной приказ обратилась Анна Иванова, жена Василия Кузьмина: «Муж мой… посылаетца в ссылку в Оренбург с прочими ссылочными на стругу, с которым мужем моим желаю и я… з дочерью нашею Устиньею Васильевою ехать. А командированной господин обер-офицер без ведома Сыскного приказа на оной струг как меня, так и дочери нашей не принимает. И дабы повелено было для принятия меня, тако ж и дочери нашей на означенной струг определить от Сыскного приказу». В тот же день была получена аналогичная просьба от Татьяны Афанасьевой, жены оброчного крестьянина дворцового села Тайнинского Федора Квасникова: «Муж мой… содержался во оном Сыскном приказе по делу в покраже на Троицком подворье церкви вором Иваном Гундуровым церковной утвари, в покупке из оной церковной утвари разных вещей, которому мужу моему… велено учинить наказание — бить кнутом и, вырезав ноздри, послать в ссылку, которому мужу моему сего сентября 23 дня оное наказание учинено… А я, именованная, со оным мужем своим, и з двумя детьми, с сыном и с дочерью, желаю ехать, а для проезду кормовых денег… не имею. И дабы… повелено было… со оным мужем моим отправить меня и з детьми нашими с ним, мужем моим, на струге, а для проезду кормовые деньги повелено б было и мне, нижеименованной, и детям нашим производить». Тогда же подали доношение дочери умершего купца Екатерининской слободы Петра Новикова «девки» Авдотья, Мавра и Анна: «Мать наша родная Анна Семенова посылается в ссылку в Оренбург, а мы, именованные, в Москве сродников никого не имеем и желаем быть при оной матери нашей. И дабы указом… повелено было нам быть при оной матери нашей, и о том к посылаемому офицеру об нас, чтоб нам быть при матери нашей, сообщить» [614] .
614
Там же. Оп. 1. Д. 642. Л. 2–3, 6–6 об., 8, 11.
Сыскной приказ всегда удовлетворял такие просьбы, предоставляя казенные средства для отправления в Сибирь членов семей приговоренных к ссылке. Правда, далеко не все родственники желали отправиться за осужденными. Так, 16 июня 1742 года прапорщик Иван Пирогов, откомандированный сопровождать партию колодников из Москвы до Казани, рапортовал, что «принял на тот струг для отвозу и отдачи в Казань ссыльных колодников мужеска полу сто пятьдесят, да их жен и детей мужеска и женска полу шестнадцать, итого сто шестьдесят шесть человек» [615] .
615
Там же. Д. 719. Л. 317.
Вероятно, в день отправки партии колодников из Москвы возле Сыскного приказа собиралось множество родственников и знакомых, пришедших навсегда проститься с близкими людьми, но об этом мы никаких сведений не имеем.
Офицеру, возглавлявшему конвой, выдавались «кормовые» и «прогоночные» деньги, шнуровая книга для записи всех текущих расходов, а также запечатанные пакеты с документами для вручения в Казанской и Тобольской губернской канцеляриях и в Оренбургской экспедиции [616] . Кроме этого, он получал инструкцию, которой должен был руководствоваться во время препровождения партии колодников. Так, по инструкции, выданной 14 июня 1742 года прапорщику Коломенского полка Ивану Пирогову, ему следовало «плыть от Москвы на покупном струге до Казани со всяким поспешением», а «будучи в пути, означенных колодников на всяком ночлеге осматривать, чтоб у них ножей, веревок и других причинных к утечке никаких инструментов отнюдь не было и имеющиеся на них кандалы ручные и ножные чтоб были во всякой крепости». Если кандалы какого-то преступника приходили в негодность, его следовало немедленно перековать «в пути как в городах, так и в селах и деревнях, где имеются кузницы». С особой тщательностью офицер должен был следить за порядком на струге: «чтоб ссор и драк… не было», «солдаты всегда б были трезвы», «колодников до питья вина и прочих напитков отнюдь не допускать и табаку курить не давать». Точно также инструкция от 27 февраля 1745 года строго предписывала руководителю конвоя из пяти офицеров и 129 солдат, препровождавшего в Сибирь 235 колодников на ямских подводах: «Тебе, капитану Петру Крупенину, от напитков излишних самому иметь воздержание и команды твоей за унтер-офицерами и капралами и салдаты всегда смотрение иметь неоплошное, чтоб под командующие твои всегда были трезвы, тако ж и колодников до питья вина и протчих напитков не допускать, и над солдатами оного всегда смотреть накрепко, дабы пьяных колодников отнюдь не было» [617] .
616
См.: Северный Н. Е.Указ. соч. С. 106–107.
617
РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 719. Л. 272–274; Д. 1228. Л. 167.