Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Акельев Евгений Владимирович

Сыщик сильно зависел от секретарей Сыскного приказа и уж тем более от судей. На допросах бывший доноситель поведал и о тех усилиях, которые ему пришлось приложить для того, чтобы заручиться их поддержкой: «В прошедшем лете, а в котором месяце и числе, не знает, только после случившихся пожаров, Сыскного приказу судья Афонасей Яковлев сын Сытин говорил ему, Каину, что он мало воров к ним водит, и при том говорил же, что у него сахару и чаю нет. И он де, Каин, пошед от него и, купя в городе полпуда сахару кенарского (привезенного с Канарских островов. — Е.А.), отнес в дом ево, Сытина, которой и приняла у него служащая ево девка, а как завут, не знает, только в лицо узнать может. Понеже де он, Каин, часто к нему, Сытину, в дом хаживал и сверх того оной Сытин посылывал ево, Каина, во многия времена для разных в дом свой покупок, которые он и покупал, и хотя де оной Сытин и деньги на те покупки давал, однако де он, Каин, по большой части своими доплачивал, а иное всё на свои деньги покупал. А имянно купил на собственные свои деньги по приказу ево заслон железной, за которой дал полтину или десять алтын, не упомнит… В суконном ряду парчицу, называемую баракан ^{67} ,

которую он, Сытин, торговал, причем был и он, Каин, и сторговал, после из дому своего послал с ним, Каином, за тою парчицу деньги не все, а сколько, не упомнит, а достальные велел ему, Каину, заплатить своими, семдесят капеек или болше, не упомнит. Да и другие де товары он, Сытин, мехи и протчее, а что имянно, не упомнит же, покупывал, а для тех покупок бирал ево, Каина, с собою для того, что во многие времена за разные товары деньги он, Сытин, не доплачивал в надежде на него, Каина, что ему, Каину, в тех недоплатных деньгах поверят, а паче того ради, чтоб он те деньги даплачивал собственными своими… А когда он, Каин, ему, Сытину, говаривал о переплатных своих деньгах, тогда он, Сытин, ему, Каину, токмо объявлял, что после заплатит, но ничего не заплатил. А как де он, Каин, по присылки от него, Сытина, в дом к нему не стал ходить, то де он и поставленных у него, Каина, солдат для сыску воров от него свел».

Со многими чиновниками Сыскного приказа Каина связывала не только «служба», но и «дружба». Во всяком случае, из протоколов допросов доносителя следует, что в гости к нему они захаживали и, конечно, сквозь пальцы смотрели на происходившее в его доме: «А что у него, Каина, в доме бывали зернь, о том, как объявленные Сытин, Непеин, так и секретари знали. А в одно время и в дом к нему приходили в гости того приказу секретарь Богомолов, правящей секретарскую должность Петр Донской да протоколист Молчанов и застали играков немалое число, токмо ничего не сказали и, выпив по рюмке вотки, от него пошли. И в той де надежде он на них и на судей как оную зернь в доме своем производил, так и вышеписанные продерзости чинил без всякого опасения». Протоколист Сыскного приказа Белоусов, обвиненный Каином в «игрании… в зернь, карты и кости», сначала «запирался», но на очной ставке признался, что «игрывал на деньги, а во сколько раз, не упомнит, а в ыгре бывало только копеек до шести».

Таким образом Каин заручался покровительством со стороны чиновников Сыскного приказа и поэтому вполне мог чувствовать себя безнаказанным. Отметим, что здесь не фигурируют денежные взятки. Неудивительно, что названные бывшим доносителем на следствии чиновники очень легко отделались, так как многие наветы на них удалось свести на нет. Например, под пыткой Каин сказал, что карты он дарил не судье Егору Непеину, а его служителю Грачеву «для игры детям ево, Грачева». В результате было «велено» это показание Непеину «в вину не причитывать для того, что он, Каин, сам ево даривал, а не с принуждения».

На одном из допросов доноситель поведал, что часто канцеляристы не принимали приводимых им мелких «мошенников», заявляя, «чтоб он в тот приказ приводил к ним коих полутче и богатее, а убогих бы не водил». Чиновники Сыскного приказа не хотели возиться с «убогими» преступниками, а стремились получить для расследования выгодные дела. В протоколе допроса Каина записано: «Да того ж де приказа правящей секретарскую должность Дмитрий Аверкиев, когда он, Каин, прихаживал к нему в тот приказ и сказывал, когда поймает вновь из воров, а случится не в его, Аверкиево, дневание, тогда де оной Аверкиев неоднократно ему, Каину, говаривал, чтоб он тех воров приводил в ево дневание, чтоб другому секретарю не досталось. По которым ево словам он, Каин, таких пойманных держивал у себя в доме и в ево дневание приваживал, а иных и сам отпускал, а кого имянно, не упомнит». Примечательно, что следствие на этот счет постановило: в том, что Аверкиев просил приводить воров в его дежурство, «ево, Аверкиева, вины не находится, ибо, видимо, Аверкиевым то говорено, как и в допросе своем показал, для следствия своего пропитания, понеже по указу 726 году майя 23 дня велено довольствоватца от дел».

Для прояснения причин, по которым секретарь так желал видеть Каина именно в свое «дневание», приведем несколько других показаний доносителя. Когда он близ Покровского монастыря из дома огородника «брал разбойников, кои разбои чинили на низу», «при том взятье» присутствовали правящий секретарскую должность Петр Донской и протоколист Степан Молчанов. Последний «ис пожитков оного огородника… навязал себе целой узел и взял к себе… Да и при всех де таковых и подобных выемках как секретари, так и подьячии то ж чинили, а в чьих имянно домех, подлинно сказать за множеством оных не упомнит». На это обвинение протоколист возразил, что «тот узел положили на сани, на которых разбойники везены, и по приезде к Сыскному приказу тот узел с платьем неведомо кем унесен». После допроса свидетелей и пытки «доносителя» следствие определило это показание на Молчанова «оставить, что оказалось неправое».

На основании оговоров Каина можно также представить, что происходило в стенах Сыскного приказа ночью после подобных «выемок». Каин и Петр Донской с солдатами в доме отставного солдата Федора Иванова сына Новикова, который «у разных чинов людей скупал краденые пожитки», взяли много вещей и отвезли в приказ. «При разборе помянутых пожитков в Сыскном приказе в судейской каморе ночью взял же он, Донской, себе касяк камки ^{68} , а какой цветом, не упомнит, во взяток» [634] . Складывается потрясающая картина: канцелярские служащие Сыскного приказа ночью за судейским столом, под портретом императрицы Елизаветы Петровны, делят между собой взятые на очередной «выемке» вещи.

634

См.: РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 2310. Л. 105 об.-107, 109 об.-112, 140 об.-141 об.

Девятнадцатого марта 1749 года А. Д. Татищев обратился к самой императрице (!) с докладом (его подлинник сохранился среди документов Кабинета ее императорского величества). Московский генерал-полицмейстер сообщил: в результате расследования дела по

челобитью солдата Федора Тарасова об увозе его дочери выяснилось, что «определенной в Москве по указу ис Правительствующаго Сената при Сыскном приказе для сыску воров и разбойников доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки». Татищев ссылался на сенатский указ 1744 года, обязывавший Каина «никому посторонним обид не чинить и напрасно не клеветать», а также на указ Московской конторы тайных розыскных дел 1745 года, в котором «под страхом смертные казни объявлено ему с подпиской, ежели впредь он сверх должности своей явится в каких наималейших воровствах и взятках, то поступлено будет с ним по указом». «Но он, Каин, — продолжал генерал-полицмейстер, — невзирая ни на что, как о том выше сего объявлено, вместо поимки воров, имея у себя товарищев фабричных и солдат, чинил многие воровства, грабежи, и разбои, и противные указом поступки, что уже ныне при бытности моей в Москве и самим делом открылось, в чем Каин и сам во всех тех своих преступлениях без всякого ему истязания, только по одному увещанию, принес повинною». В докладе особо отмечалось, что доносителю покровительствовали чиновники Сыскного приказа — судьи, секретари и протоколист, «которых он за то, что б ево остерегали, даривал и многократно в домех у них бывал, и как между приятелей, обыкновенно пивал у них чай, а с некоторыми и в карты игрывал». Упомянул генерал-полицмейстер и про обвинения во взятках, возведенные Каином, между прочим, на прокурора Московской сенатской конторы А. Г. Щербинина, присутствующего Московской полицмейстерской канцелярии А. С. Воейкова и прочих высокопоставленных должностных лиц различных московских государственных учреждений. Завершил доклад Татищев «всеподданнейшим мнением»: «…наискорее б то ево, Каиново, и ево сообщников воровство исследовано и пресечено быть могло, ежели б ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО изволили указать особливую для того комиссию учинить». Необходимость создания особой комиссии для расследования преступлений бывшего доносителя обосновывалась таким образом: «…ежели о всем том следовать в Главной полиции, то в настоящих по должности моей делах может последовать совершенная остоновка […] а Сыскному приказу об нем, Каине, и о сообщниках ево следовать за вышеписанными ясным подозрением не только невозможно, но и весьма опасно, чтоб и большему воровству и разбоям ему, Каину, с ево сообщниками попущения не учинилось». К докладу прилагался «экстракт» (краткий пересказ) дела о преступлениях Каина [635] .

635

Подлинник доклада и «экстракта» см: Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 34. Публикацию «экстракта» см.: Российский Картуш // Памятники новой русской истории: Сборник исторических статей и материалов. СПб., 1873. Т. 3.

Двадцать пятого июня последовал указ «за подписанием Ея Императорского Величества собственныя руки» об отрешении отдел Сыскного приказа судей и всех приказных служителей, оговоренных Каином, а также о создании для расследования дела о «воре Каине» особого следствия (в его состав определялись чиновники Юстиц-коллегии, Канцелярии конфискации, Вотчинной коллегии и других мест) и формировании нового штата Сыскного приказа. Хотя с началом дела о преступлениях бывшего доносителя чиновники Сыскного приказа и были «отрешены от дел», всё же впоследствии многие из них были возвращены на службу и лишь некоторые канцеляристы подверглись штрафам или наказанию батогами [636] .

636

См.: РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 2172.

Расследование дела о «воре Каине» затянулось. 12 марта 1752 года на приказ Сената отчитаться, «от чего при том медление чинитца и какое исполнение учинено», из следственной комиссии было «доношением ответствовано»: «…подлежащих к допросам и очным ставкам требуетца 36 человек, в том числе московских купцов Андрея Кандратьева, да Сергея Осипова, о которых по справкам явилось, что Кандратьев з данным из Московского магистрата пашпортом отпущен для собрания вексельных долгов, а Осипов отпущен в Галандию, да не сыскано чрез полицию 11 человек, зачем оказанному Каину третичного розыску не окончано». В свою очередь, Сенат послал комиссии другой указ: «…велеть кого ис подлежащих к тому следствию людей сыскать можно, тех во всякой скорости сыскать и оное следствие и вышеозначенному вору Каину указныя пытки окончать без всякого продолжения». Но дело быстрее не двигалось…

Через полтора года, 24 июля 1753-го, последовал сенатский указ о расформировании следственной комиссии и передаче «следственного дела со всем произведением и вора Каина с товарищи» для «доследования» в Сыскной приказ; задействованным в работе комиссии судьям, секретарю и приказным служителям велено снова быть «в определенных им местах».

И только 28 июня 1755 года в Юстиц-коллегию из Сыскного приказа было подано доношение об окончании следствия о воре Каине, к которому прилагались «обстоятельные выписки и краткие экстракты» с «мнением» Сыскного приказа по поводу наказания преступника. Обвинение против «вора Каина» строилось на основании сенатского указа 1744 года, запрещавшего Каину под страхом наказания чинить обиды и разорения невиновным; Соборного уложения 1649 года (статьи о воровстве, разбое, неповиновении властям, обидах и бесчестии), Новоуказных (не вошедших в Уложение) статей, Воинского артикула, Морского устава, указов 1718–1730 годов о наказании преступников. По «мнению» судей Сыскного приказа, в силу этих законов Каину надлежало «учинить смертную казнь: колесовав отсечь голову». Дело было передано на рассмотрение в Юстиц-коллегию, а оттуда 24 января 1756 года в Сенат. В высшей судебной инстанции постановили поступить с Каином в силу указа от 30 сентября 1754 года — учинить «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу „В“, на щеках на одной „О“ и на другой „Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».