Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина
Шрифт:
Не успел доноситель в конце сентября выйти на свободу, как в начале октября на него было подано в Московскую сенатскую контору челобитье оброчного крестьянина Алексеевского монастыря Герасима Дмитриева, торговавшего в лавке на Варварке. Тот рассказал, что в 1743 году отдал своего десятилетнего сына Илью в Кожевники Ивану Савельеву для обучения сапожному делу, а когда в феврале 1745 года сапожник был «взят» Каином по подозрению в «расколе», Илья также оказался в Тайной конторе. После допросов подростка передали Каину для отвода к отцу, но вместо этого сыщик привел его в свой дом, где держал трое суток, а одного из солдат своей команды отправил к Герасиму передать, чтоб тот прислал ему десять рублей, иначе грозился отвести его сына обратно в Тайную контору. Дмитриев означенную сумму прислал, после чего Илья был освобожден. Герасим был настолько напуган всемогущим доносителем, что даже испросил у него позволения: «Можно ли моему сыну в лавке за товаром сидеть?» — на что получил милостивое разрешение. Но после Пасхи Каин забрал из его лавки уже обоих сыновей — Илью и его старшего брата Андрея, отвел их в свой дом и вновь стал вымогать у отца деньги. За освобождение детей Герасиму Дмитриеву пришлось заплатить пять рублей. И вот теперь, 30 сентября 1745 года, только что освобожденный из Тайной конторы Каин опять явился в дом к Герасиму. Не застав его, доноситель приказал отвести его младшего сына на свой двор, а сам остался дожидаться
Удивительно, но и на этот раз Каин легко отделался. Неделю он просидел под арестом в сенатской конторе, а 8 октября его отправили в Сыскной приказ вместе с челобитьем Герасима Дмитриева и предписанием расследовать дело. На допросе в Сыскном приказе Каин ни в чем не признался. 1 ноября было решено допросить Герасима Дмитриева для получения его показаний, а тем временем незаменимого специалиста Каина освободить «для сыску и искоренения воров» [624] .
В апреле 1747 года из Московской сенатской конторы в Сыскной приказ было прислано для расследования челобитье московского купца 2-й гильдии Емельяна Юхатова. Тот жаловался, что 23 марта «в ночи» доноситель Каин и с ним «человек пятнадцать и больше» ворвались в его дом, разбив окно. Самого хозяина дома не оказалось (он гостил у протоколиста Ивана Плавильщикова), но два его работника были избиты, а всё имущество разграблено. Каин с товарищами прихватили «десять оленей деланных», «десять замшей», «два гнезда рубах», «два окорока, которые повешены были в чердаке», и пр. Однако в Сыскном приказе Каина по этому делу даже не допросили. Только 9 сентября было вынесено решение, что купцу Юхатову «в приезде к нему помянутого доносителя Ивана Каина в дом, в грабеже и в других обидах ведаться с тем Каином судом» [625] (то есть судьи Сыскного приказа посчитали, что это дело относится к разряду «судных», а не «сыскных», а значит, решаться должно в Судном приказе). Так это дело и завершилось. Уже будучи под следствием, Каин на одном из допросов рассказал, что с купцом помирился: «…сошедчи он, Каин, в доме купца Алексея Алексеева с вышеписанным Емельяном Юхатовым при купецком человеке Федоре Алексееве, а того Алексеева брате родном, спрашивал у него, Юхатова, на сколько имянно по цене во время приезду ево, Каинова, к нему пропало, на что де он, Юхатов, при означенном Алексееве объявил, что у него пропало по цене на пять рублев да убытков ему от того дела стало двадцать рублев, ис которых де он, Юхатов, за старание по тому делу дал сенатской конторы прокурору Щербинину десять рублев да графа Петра Борисова сына Шереметьева управителю Федору Звереву десять же рублев, которые де деньги он, Каин, заплатить ему, Юхатову, и обещался. И тогда ж де пошли они все трое в Сыскной приказ и присутствующим… о том, что они помирились, объявили, которые де им сказали, когда они помирились, то уже им до того и дела нет» [626] . Отметим, что столь подробное описание картины примирения двух тяжущихся в стенах приказа является редким, если не уникальным.
624
См.: Там же. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1355.
625
См.: Там же. Д. 1658.
626
Там же. Д. 2310. Л. 93 об.-94.
Все эти инциденты, несомненно, подрывали доверие к доносителю. Недовольство Каином постепенно накапливалось даже в стенах самого Сыскного приказа. Об этом свидетельствует инструкция обер-офицеру от 11 ноября 1748 года, в которой, между прочим, говорилось: «…когда доноситель Каин будет объявлять, что ему надлежит для поимки сколько солдат, то спрося присудствующих, а в [их] небытность дежурного секретаря, и дежурному секретарю спросить тайно доносителя, куда иттить, и в какие домы, и за какими людьми, чтобы в том от него, доносителя, знатным людям каким страхов и бещинства не нанесено было, и не вне ль Москвы, и ежели подлежит той посылке быть, того часу потребное число солдат посылать, и с ними ундер-офицер или капрал с таким наставлением, чтоб которых он, доноситель Каин, будет показывать, тех брать и содержать, чтоб их не упустить, и приводить прямо в Сыскной приказ… и х доносителю Каину в дом не водить, ибо от оного доносителя многие продерзости явились, что он перво к себе водит… Посланной з доносителем команде обер-офицеру приказывать… будучи ему и команде при взятье тех по указыванью доносителем колодников, в которых домех взяты будут, обид и разорения и грабежа никакого не учинить, и доноситель бы во взятых домех грабежа не учинил же… и смотреть, чтоб ис того дому чего не вывезено было, также и доносителя, как во взятках, и грабеже, и разорениях не быть послушным» [627] .
627
Там же. Д. 6258. Л. 5 об.-б.
Но неизвестно, сколь долго продолжалась бы деятельность официального доносителя Сыскного приказа, а вместе с ней и его бесчинства, если бы не стечение следующих обстоятельств.
В начале 1749 года императрица Елизавета Петровна вместе со своим двором пребывала в Москве. В числе высокопоставленных чиновников при государыне находился и генерал-полицмейстер А. Д. Татищев. Очередная челобитная на Каина, написанная солдатом Федором Тарасовым, 20 января попала Татищеву лично в руки. Солдат рассказал, что 17 января в его дом за Никитскими воротами приходила посланная от Каина «женка» Авдотья Степанова, которая у ворот разговаривала с его пятнадцатилетней дочерью Аграфеной, а некоторое время спустя девушка из дома ушла и пропала. После двух дней бесплодных поисков отчаявшийся отец отправил переплетчика Филиппа Александрова, его жену Дарью Дорофееву и «женку» Алену Митрофанову на двор к Каину. В тот момент доносителя дома не было, и посланным удалось побеседовать с его домашними. Жена Каина Ирина Иванова проговорилась, что «слышала, какую-то де солдатскую дочь из-за Никицких ворот увес муж ее, Каин, а куда не знает», а работница «объявила, что ее увезли Каин да банщик Иван Готовцев в село Павшино». Не теряя времени, Федор Тарасов стал хлопотать о подаче прошения. Составить челобитную ему помог канцелярист Московской полицмейстерской канцелярии Николай Будаев, состоявший в ссоре с Иваном Каином. Видимо, именно Будаев сумел подать прошение лично генерал-полицмейстеру,
Для ареста были посланы солдаты во главе с офицером, а сопровождал их тот же канцелярист Будаев. (Кстати, на следствии Каин оговорил Будаева в различных преступлениях, а тот в ответ показал: «…оным де всем он, Каин, ево, Будаева, поклепал напрасно, злясь на то, что он, Каин, сведав об нем, Будаеве, о том, яко на него, Каина, о увозе им салдатской дочери от отца ее писал челобитную, потому ж от присудствия для взятья ево, Каина, з дежурным афицером посылан был, которого и взял на дороге. А потом он, Каин, и в задержании в Главной полицыи, как он, Каин, шел в тюрьму, а он, Будаев, попался ему на крылце на встрече, то он, Каин, бранил матерными словами и, уграживая, грыз на него, Будаева, руки свои, и оное видели и слышали купец Иван Козмин, да чесовой Московского шквандрона драгун Иван Милюшин» [628] .)
628
Там же. Д. 2310. Л. 150 об.
Каин был задержан «на дороге» в Москву, когда возвращался из дворцового села Павшина. Надо думать, для него арест был полной неожиданностью. Вероятно, его многочисленная команда находилась в Москве, поэтому Каин не оказал сопротивления, рассчитывая, что и на этот раз пронесет.
На допросе в полиции доноситель признался, что 17 января «девку Аграфену Федорову… он звал с собой гулять и оная с ним, Каином, ехать из своей воли и намерилась. И он, Каин, взяв с собою свою епанчу лисью да шапку свою ж кунью, надел на нее, чтоб не признали… посадя с собою на наемного извощика, поехал в Новонемецкую слободу в трактирный дом француза Марки Бодвика для питья виноградных питей», где, «взяв белого и меду, пили», а после «с оною девкою чинил блудное дело». Дочь Федора Тарасова «в том во всём против Каинова показания согласно объявила» [629] .
629
Там же. Л. 50–50 об.
Расследование преступлений Ивана Каина не случайно началось именно с этого дела. Для людей Средневековья и раннего Нового времени кража девицы из дома отца «для блудного дела», даже при ее добровольном согласии, находилась в ряду наиболее тяжких преступлений. Например, в 1687 году расследование в Москве дела об увозе обманом и изнасиловании молодой девушки Мавретки Венцилеевой высокопоставленным служилым человеком Степаном Коробьиным потребовало вмешательства юных государей Иоанна и Петра Алексеевичей и регентши-царевны Софьи Алексеевны, которые приговорили насильника к наказанию кнутом, крупному штрафу в пользу Мавретки «за бесчестье ее и на приданое» и ссылке в Соловецкий монастырь [630] . По мнению американской исследовательницы Н. Ш. Коллманн, центральная роль в обеспечении стабильности семьи и общественных институтов принадлежала женщине и потому «сексуальная невоздержанность могла потрясти основы общества сильнее, чем преступление и проклятия: она разрушала семьи, унижала отцов и мужей, плодила нежелательных детей», а сексуальные оскорбления «ставили под угрозы шансы девушки на замужество и унижали семью в глазах села или местной общины» [631] .
630
См.: Колдманн Н. Ш.Соединенные честью: Государство и общество в России раннего Нового времени. М., 2001. С. 127–130.
631
Там же. С. 125.
А. Д. Татищев принялся лично допрашивать Каина о совершённых им преступлениях, а также о его сообщниках и покровителях. Осознав безвыходность своего положения, доноситель начал давать признательные показания, каждый день делая по несколько новых заявлений, впутывая в дело всё больше и больше подозреваемых — чиновников разного калибра, купцов, «фабричных» и т. д. Генерал-полицмейстер особенно старался выведать компрометирующие сведения о служащих Сыскного приказа и других московских учреждений, оказывавших покровительство «доносителю из воров».
Из показаний Каина следует, что он находил общий язык с канцеляристами Сыскного приказа благодаря подаркам, преподносимым как самим чиновникам, так и членам их семей. Так, на одном из допросов он сделал следующее признание: «Того ж де приказу секретари Иван Богомолов, Сергей Попов, Петр Донской да протоколист Молчанов, будучи в приказе, почасту говаривали ему, Каину, чтоб он, Каин, позвал их в питейный погреб и поил их рейнским, которых де он и паивал часто и издерживал на то по рублю и больше. А когда он их в том не послушает, то держивали ево в том Сыскном приказе под караулом. И ис того задержания потому паивал их за то, когда на него произойдет какая в чем жалоба, чтоб они ему в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что де и самым делом бывало неоднократно, а по какому делу имянно, припомнить не может. А ежели, пачи чаяния, они в том будут запираться, то он может обличить их торгующим шляпами Якимом, а чей сын, не знает, которой те шляпы и приносил при тех секретарях в питейный погреб, коими тако ж и сверх того он, Каин, за то даривал их, секретарей и протоколиста, шапками, платками, перчатками и шляпами немецкими пуховыми, а протоколисту де и сукна цветом свинцоваго на камзол прошедшим летом в доме ево подарил, да жене ево бархату черного аршин, да об[ъ]яри {66} на болохон и на юпку цветом голубой, а сколько аршин, не упомнит, да в разные времена три или четыре платка италианских, и он де просил с него на кафтан себе сукна, токмо де он не дал» [632] .
632
РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 2310. Л. 106–106 об.
Обратим внимание на то, каких подношений ждали чиновники от Каина: «рейнское вино», «перчатки», «немецкие шляпы пуховые», «сукно цветом свинцовое на камзол», «платки итальянские» и пр. Вероятно, правы те историки, которые утверждают, что в XVIII веке амбиции и аппетиты чиновников возросли [633] . Отметим также, что Каин был вынужден делать канцеляристам подарки и угощать их не только для того, чтобы они не доводили до «дальнего следствия» дела по челобитьям против него, но также и в целях собственной безопасности — иначе он мог попасть «под караул».
633
См.: Серов Д. О.Строители империи: Очерки государственной и криминальной деятельности сподвижников Петра I. Новосибирск, 1996. С. 8–22; Курукин И. В.Эпоха «дворских бурь»: Очерки политической истории послепетровской России. 1725–1762 гг. Рязань, 2003. С. 74–75.