Повтор
Шрифт:
— Да, у него блог неплохой о работе с молодежью… Без высокомерия этого обычного. Симпатичный старикан, толковый и понимающий. Жаль, если он и окажется тем, кого мы ищем. Но деваться некуда — надо проверять.
Глава 19
Архитекторы будущего
— Важно понимать: дети пользуются и будут пользоваться нейросетями, — товарищ Антонов говорит веско и четко. — Как минимум при выполнении домашних заданий. И даже в классе вы не всегда сможете это пресечь. В какой-то мере это нормально. Будущее принадлежит тем, кто умеет использовать технологии. Ваша задача как педагогов — донести до учеников,
Эта речь не вызывает у аудитории бурного энтузиазма, однако никто и не протестует. Более того — никто не закатывает страдальчески глаза и не пялится втихаря в телефон, как часто бывает на скучных встречах с начальством. На скрипучих откидных креслах в актовом зале сидят учителя — в основном немолодые женщины с усталыми, но строгими лицами.
Как обычно при проработке кандидатов, сперва мы явились к товарищу Антонову домой. Однако его супруга, приятная пожилая дама, сообщила, что он на работе, в городском управлении образования. Да, собрание педагогов проходит вечером в воскресенье — идет подготовка к необыкновенно сложному учебному году.
Товарищ Антонов обводит свою паству доброжелательным, но требовательным взглядом. Те, на кого он смотрит, непроизвольно выпрямляются и расправляют плечи.
— Нам всем предстоит крайне трудный и ответственный год. Гипотеза о Повторе пока не подтверждена, но поступает все больше данных о том, что неодаренные молодые люди достигают значительных успехов в том, что интересно им. Ваша задача — указать им верные ориентиры. Не только заинтересовать их своими предметами, но и дать установку на целостное развитие личности. Заложить в них стремление к нормальным, правильным ценностям. Да, это суровое испытание для педагогов — работать с учениками, которые, возможно, скоро превзойдут нас по способностям. Может, уже превосходят. Тем большая на нас лежит ответственность. Мы должны справиться, потому что мы сейчас — архитекторы будущего. Жду, что все вы пройдете курс по нейросетям. Программа обязательного повышения квалификации еще в разработке, но будьте готовы, что учиться придется много. Культурология, нейропсихология, биоэтика — направления, в которых обязан разбираться каждый современный педагог. Сегодня на этом закончим…
Зал заскрипел стульями, однако к выходу потянулись не все. Пара десятков учителей, в основном молодых, поднимается к трибуне и толпится вокруг Антонова. Они наперебой задают вопросы, показывают книги и экраны планшетов, что-то пытаются объяснить, эмоционально жестикулируя. Антонов внимательно выслушивает каждого, кивает в такт словам, отвечает, делает пометки в ноутбуке. Мы с Олегом терпеливо ждем, прислонившись к лакированным дверным створкам.
Последняя молоденькая учительница оставляет наставника в покое только через полтора часа после конца собрания. Она спешит мимо нас упругой походкой, и ее лицо словно бы тихо светится изнутри. Антонов с минуту молча смотрит в пустой актовый зал. Только сейчас становятся видны темные мешки у него под глазами и глубокие носогубные складки. Потом он не спеша убирает в старомодный кожаный портфель бумаги и ноутбук и наконец обращает внимание
— Вы меня ждете, молодые люди?
Отвечаю:
— Да, вас, товарищ Антонов.
Мой голос звучит отчего-то хрипло, как воронье карканье. Запоздало откашливаюсь.
Несмотря на усталость, старый учитель не выказывает никакого раздражения:
— Если не возражаете, давайте побеседуем на улице, в сквере. Здесь чрезвычайно душно.
— Разумеется.
Идем скучными казенными коридорами управления образования и выходим в сквер. На улице еще светло, хотя дневная жара наконец спала. Из динамиков, как обычно, играет ретро-музыка. Чистые детские голоса трогательно поют о прекрасном будущем, которое сейчас навсегда осталось в прошлом.
Испытываю иррациональное желание вымыть руки. Антонов доброжелательно смотрит на меня светлыми, окруженными сетью морщин глазами:
— Простите, не узнаю вас. Вы из области, верно?
— Да нет, — мямлит Олег. — Мы не из области и вообще… не педагоги. Мы как бы по другому вопросу.
Никакие легенды тут не нужны, да и нет у нас легенд. Достаю и распахиваю корочки:
— Товарищ Антонов, нам нужно уточнить, где и как вы провели отпуск.
Старик изучает удостоверение, и на лицо его ложится тень:
— Почему вы задаете этот вопрос? Вы обязаны знать. Я не в курсе, что имею право вам рассказывать. Свяжитесь с вашим начальством.
Да, предсказуемо — при вербовке законопослушных граждан Кукловод прикрывается компетентными органами. Ему это не сложно, с его-то опытом… Так, нужно что-то сказать:
— Возникли новые обстоятельства. Вам нужно дать объяснения. Транспорт сейчас подъедет.
Антонов бледнеет:
— К-какие еще объяснения? Я же задание вашей организации выполняю! Или вы не…
Вздыхаю:
— Мы как раз — да. А вот те, с кем вы работали раньше… Мне очень жаль.
Лицо Антонова из бледного становится синюшным, на виске выступает крупная капля пота, руки начинают хаотично двигаться. Голос враз теряет энергичность и внятность:
— Но они же… у них были д-документы, и я звонил, проверял…
Антонов роняет портфель, судорожно хватается за рубашку на груди, дергает ее, оторвав пуговицу, потом начинает медленно оседать на землю. Подхватываю его, почти доношу до скамейки. Поворачиваюсь к Олегу — тот уже звонит в скорую.
— Это же р-ради детей… — бормочет Антонов. — Чтобы все было… н-нормально… хотя бы… у них…
Сирена Скорой помощи заглушает льющуюся из динамика песню:
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!
Олег хватается за телефон, едва тот успевает пискнуть, читает сообщение и радостно орет:
— Он жив! Антонов будет жить! Был приступ, но ничего серьезного, состояние стабильное, он в сознании и разговаривает. Гос-споди, спасибо тебе… Хотя бы этого человека я не убил.
Губы Олега дрожат, волосы на висках мокрые от пота — хотя вечер принес прохладу. Такой он, мой братец: эмоциональный, уязвимый, все принимающий близко к сердцу. Значит, Олег — не психопат. Он — нет.
Мы так и сидим на скамейке в сквере возле муниципального управления образования. Умом понимаю, что надо бы пойти поужинать — много времени прошло после утренней Любиной яичницы — но отчего-то при одной мысли о еде к горлу подступает комок.