Повторение прошлого

Терновский Юрий

Все это сон, постарался привести себя в порядок задержанный. Скоро он проснется и все. И окажется с любимой в своем отеле с видом на океан, с бокалом красного вина, про виски он даже бы и не вспомнил. Человек со вздохом взглянул в окно, какой к черту океан, блин! Зато там за окном было время, там шел дождь, шумели деревья, ходили люди, гудели моторами автомобили. Там кипела жизнь, а здесь жизнью даже и не пахло, только старым капитаном, пылью, бумагами и его ископаемой фуражкой. Далась ему эта «кепка»! Пробежались своими мерзкими лапками мурашки по коже в нехорошем предчувствии. Десять, двадцать и даже тридцать лет назад в этом кабинете происходило все одно и то же: приводили задержанных и стряпали

дела, которые и складывал потом в несгораемом шкафу, в котором вообще ничего не горит. Одних уводили и тут же приводили других, чтобы уже ими забить пустующие еще полки, которые полностью вообще никогда не заполнялись в этом безразмерном хранилище исковерканных судеб. И так изо дня в день… Безликие стены, безликое лицо стряпчего, безликая действительность всего окружающего по форме — отражающая истинное содержание по существу. Замкнутое пространство кабинета, где сначала Дело и только потом уже все остальное, включая и время — понятие, придуманное человеком для собственного удобства, чтобы лучше было ориентироваться в настоящем. Про прошлое речи вообще не велось: уснул, проснулся и почти ничего уже не помнишь, начиная каждый следующий день с чистого листа. Удобно… без времени. Задержанного даже передернуло, как только представил себе, что вот выйдет он сейчас на свободу после всего этого, а том уже десять лет как корова языком слизала.

— Ознакомьтесь, — уставший от жизни и всех этих дел капитан пододвинул ему протокол задержания для ознакомления, — и распишитесь.

Задержанный без всякого интереса пробежался по строчкам глазами:

— Меня выпускают?

— Подписывайте и выметайтесь, — кивнул офицер, выдвинул из стола ящик, вытащил из него прозрачный целлофановый пакет и высыпал все его содержимое на стол. Права, ключи от квартиры, телефон, какие-то деньги в конверте: две тысячи сто пятьдесят рублей, если уж точно, две сотенные бумажки, одна пятидесятирублевая и еще две смятые купюры по тысяче. Отпускаемый пересчитал еще раз, не хватало чуть-чуть.

— Здесь немного не хватает, гражданин начальник, тысяч двадцать пять, навскидку.

Если честно, то он точно даже не помнил, какую сумму получил вчера от коллеги, да и какая разница, денег все равно уже не было. В голове отчетливо зафиксировалась только последняя трата за туалет.

— Сколько было, — произнес устало полицейский, — столько и осталось.

— Понятно, — вздохнул печально отпускаемый, — вхожу в ваше трудное положение всеми своими тридцатью серебряниками. Моя полиция меня бережет, а за что меня задержали, разрешить полюбопытствовать?

— За дело.

— Понятно.

— По просьбе одной ночной вавочки вас задержали, уважаемый.

— По просьбе кого?

Капитан поморщился:

— По просьбе Эльзы, — он заглянул, прищурившись, в бумаги, — Владимировны Кормухиной. Чего еще не понятно, спрашивайте… По ее же заявлению и освободили, поэтому с вас и снято обвинение в попытке угона ее автомобиля.

— Во поперло, — вздохнул обреченно оправданный — А почему не угнал?

— Вы меня спрашиваете? — полицейский понял его вздох по своему.

— А здесь есть еще кто-то?

— Девица заявила, что вышла из машины по нужде и между домами заплутала. А когда вернулась, то машины уже и след простыл, простыл вместе с вами, вот и решила, что вы ее угнали. И заявила в полицию, после чего поймала такси и поехала домой. Дома же вспомнила место, где оставила ее вместе с вами, на стоянке возле магазинчика на Ферганской, и тут же позвонила в полицию с отменой. Собственно, гражданин, вас там и нашли, спящего в стельку в ее автомобильчике. Еще вопросы?

Больше вопросов не было, гражданин расписался, рассовал все свое имущество, включая и оставшиеся копейки, по карманам, смахнул со стола выписанный

пропуск на выход и направился прочь. Стараясь вспомнить, почему он ничего вообще не помнит из вчера и как вышло, что он так надрался? Ресторан помнил, коллегу помнил, с которым пил, а вот все остальное — все как в тумане с какой-то черноволосой телкой в красной машинке, а потом и вовсе темнота. Частично вспомнил, как еще пил водку с сержантом ночью в дежурке. Но уже как свободный человек, догадался он. Тот просто развел его на водку, когда после звонка от шлюшки узнал, что никакого угона не было. Задержанного вывели из камеры и предложили урегулировать все миром. Понятно, что он согласился. Отправили гонца за водкой. Да на старые дрожжи, вот так снова на нарах и оказался, не в дежурке же было его держать невменяемого. А на утро сержант и сам уже ни… ничего не помнил, что не помешало последнему уменьшить состояние бывшего собутыльника еще на одну тысячу за туалет и за душ в умывальнике.

— Водка и случайные половые связи еще никого… — услышал на прощание отпускаемый, переступая порог.

— А я здесь причем? — оглянулся он.

— Да так… — вздохнул капитан, — держитесь подальше от неприятностей. Шестой десяток разменяли, а ведете себя как пацан.

— Нам ли жить в печали, — усмехнулся Погорел, соглашаясь про себя, что держаться от неприятностей надо и в самом деле как можно дальше. Еще бы ему было не соглашаться. Мог ведь и на помойке очнуться после такого загула. Водитель вышел помочиться, а пассажира за решетку. Обхохочешься! Хорошо, хоть вспомнила, где его (своего пассажира) потеряла. Или, мелькнула в его голове странная мысль, специально сначала гадко сдала, а потом великодушно освободила? Прав капитан, с водкой и в самом деле надо было завязывать.

Глава 8

Пропуск на проходной отдал в окошко дежурному и оказался на улице. Дождя уже почти не было, но дул сильный ветер. Он поднял воротник пиджака, пожалев, что не захватил с собой армейскую «парку» при выходе из дома, как знал, сунул руки в карманы и направился прочь, подальше от этого казенного места. Кира так и не позвонила! Вот он и напился, оправдывал себя Погорел. Нажрался и изменил ей с первой попавшейся. Всего один звонок и ничего бы этого не случилось. Да и не изменял он вовсе, просто вырубился в чужой тачке и все, оправдывал он себя дальше, удаляясь от опасного заведения. У него и в мыслях даже не было ей изменять. И вот на такой положительной ноте он и собрался ехать домой, чтобы приводить себя в порядок. Однако не прошло и нескольких минут обретенной свободы, как его окликнули и, естественно, снова знакомым женским голосом. Его догоняла та самая ночная бабочка из ресторана, с которой он так весело и провел эту ночку.

Полы ее шикарного черного пальто распахнулись, обнажив стройные ноги в черных же чулках и в сапогах выше колен на высоченных шпильках, явно не приспособленных для подобного бега; прямые черные волосы растрепались на ветру, закрыв ей половину лица и мешая смотреть, в результате чего она даже подвернула ногу. Так что девице скорее пришлось вдогонку за этим типом хромать, чем бежать. Прямо ходячая готика на ходулях, усмехнулся он, сплевывая ей под ноги. Одиннадцать градусов тепла по Форенгейту! Жара…

— Папик, стой, — прокричала запыхавшаяся девица, убирая волосы с лица.

— Чего тебе? — грубо отозвался тот, не останавливаясь. — У меня детей нет, буду рад и приблудной.

— Ну стой же ты, — девица замолчала, не находя нужных слов для ответа. — Ты в отцы по возрасту годишься, вот и назвала, извини, если обидела.

— На обиженных возят.

— Я и пришла тебя подвести. Вот… возьми, — и с этими словами она протянула ему ключи от той само машины, за угон которой он и был задержан.