Повторение пройденного
Шрифт:
— Это какие? — спросил Матросов.
— А вот посмотрите: Михайловское, Тригорское, Святогорский монастырь... Пушкинские места, сердце России.
— И вы там бывали? — спросил Белов.
— Много раз бывал, — лицо Лебедева просветлело, — и летом, и зимой, и осенью, и весной... Красота там необыкновенная: мягкие холмы, рощи, прозрачная речка Сороть течет, сеном пахнет... А какой парк в Михайловском...
— Там и домик няни есть?
— Был до войны, как сейчас, не знаю, сожгли, наверное... И пушкинский дом был и все постройки. А в Святогорском монастыре
— Дорого я бы дал, чтобы там побывать, — сказал Белов.
— Скоро уже будем, товарищи, — сказал Лебедев. — Туда и идем. Меньше ста километров осталось. Вот Локню возьмем, а там уже рукой подать. Через месяц в Пушкинских горах будем. Здесь, куда ни глянешь на карту, такие места знаменитые, что дух захватывает. Вот совсем рядом с Локней, нам по дороге, будем брать, наверное, Федоровское. Знаете, что это за село?
— Ну?
— Детство свое Михаил Илларионович Кутузов там провел, у бабушки своей в имении.
Помолчали.
— Ну а вот это, например, место чем знаменито? — Матросов ткнул пальцем в кружочек «Остров».
— Ну, это город древний... Там каменная крепость, которую русские еще в тысяча триста каком-то году построили, Никольская церковь прекрасная там, шестнадцатого века.
* * *
Виталий, с которым договаривался обо мне секретарь горкома, оказался человеком лет тридцати пяти, озабоченным предстоящей дорогой. Круглые очки и мотоциклетный шлем делали его похожим на Винни-Пуха.
Он познакомил меня со штурманом и механиком экспедиции, инженером Вячеславом.
Втроем мы пошли на спасательную станцию, и там, после звонков начальству, удостоверившего лояльность моих спутников, получили в пользование «казанку», вытащили ее из ангара, протянули несколько метров по крутому берегу и, опустив на лед, юзом толкнули в воду.
* * *
— А вы, товарищ старший лейтенант, все эти церкви наизусть знаете, какая и где, и когда построили? — спросил Жгутов. — А ведь религия — это, между прочим, опиум для народа!
— Э нет, — улыбнулся Лебедев, — не так все просто! Долго мы были Иванами, не помнящими родства, на старину нашу, которой гордиться надо, внимания не обращали, ломали, портили, сносили. Не до нее, говорят, было. Но теперь, когда народ наш на такую войну поднялся, и выигрывает ее, — а это уже видно, что выигрывает, — теперь просыпается в людях такая тяга к собственной истории, культуре, к искусству народному, какой не было до сих пор никогда.
— Что ж вы думаете, немцы просто так наши старинные дворцы да церкви взрывают? Ради развлечения города сносят? Они нашу культуру уничтожить хотят. И не только русскую, вспомните, как они бомбили Роттердам! И Мадрид! Пока существует культура, история, пока стоят церкви древние, от красоты которых дух захватывает, пока стоит Ленинград, Москва — ничего они с нами сделать не смогут. Это они
— Вы историю преподавали? — спросил Белов.
— Нет. Математику и физику. В истории я дилетант, — улыбнулся Лебедев. — Здесь, на псковской земле, — продолжал он, — издавна селились русские. Форпост России, так сказать. Дальше была Прибалтика, латыши, литовцы, эсты, Пруссия.
— Здесь бы не с автоматами, а с лопатами ходить, — сказал Белов мечтательно. — Столько здесь бесценных сокровищ лежит — от Игоря Святославовича до наших дней...
— А ведь Александр Невский, он тоже отсюда! — сказал Матросов.
— Отсюда, — кивнул Белов. — Трудные времена были. На востоке монголы жгли и резали, а с запада немцы зубы точили.
— Семьсот один год назад и случилась битва на Чудском озере. Была тогда суббота. И писал летописец, что, когда взошло солнце, сошлись оба войска. И была злая сеча, и раздавался такой треск от ломающихся копий, и звон от мечей, будто замерзшее озеро двинулось. И не видно было льда, потому что покрылся он кровью. И разгромили рыцарей, а многих в плен взяли.
— Хорошо вы все это знаете, — с уважением сказал Лебедев. — В институте проходили?
— Интересовался, товарищ старший лейтенант.
— А знаете вы, что в этих краях еще одна славная битва была? — сказал Лебедев. — Двадцать третьего февраля восемнадцатого года — двадцать пять лет назад — в бою с немецкими захватчиками родилась Красная Армия.
— Вот здорово, — сказал Матросов, — может, и мы в этот день в первый бой пойдем!
— Может, раньше, может, позже, — сказал Лебедев. — Но ударить надо так, как всегда их здесь били.
— Эх, товарищ старший лейтенант, знали бы вы, как руки на них чешутся, уж очень медленно идем!
— Дойдем, — спокойно сказал сержант Донской, — и возьмем его, как куру, за шею. — Он стиснул свой огромный кулак так, что пальцы побелели.
* * *
Мы притащили из ангара два тяжелых мотора — «Нептун» и «Вихрь», и Вячеслав, радуясь свиданию с ними, улыбался и похлопывал по крутым бокам.
— Залежались, голубчики, застоялись в стойле!
Мы оттолкнулись, загребая веслами, сплавились вниз по течению. Там нас ждали остальные члены экипажа, шофер Коля — высокий, могучий парень, который играючи взял «Нептун» на плечо; худенький и чем-то озабоченный слесарь Валерий и его жена Люда. Валерий с Людой только что поженились и не расставались теперь ни на шаг.
Вечером собрались все снова испытывать моторы. На набережной, увидев нас, нагруженных туристской амуницией, собралась толпа, под шуточки которой Валерий со Славой возились внизу с моторами.
— На водных лыжах сейчас будут кататься, — предполагали в толпе.
— Какие сейчас лыжи, лед еще идет!
— А я вам говорю, на лыжах, они летом все на лыжах гоняли, я их знаю.
Подошел кто-то знакомый, поздоровался, крикнул:
— Куда идете?
— К Матросову хотим сходить, — просто сказал Слава.