Поймать балерину
Шрифт:
– Бонье? Он – француз?
– Да… Знаешь, так все вышло странно, - Мадлен выдохнула, грудь взволнованно колыхнулась, - я не хотела тебе… Ох…
– Мадлен, - прервала я ее оханье, - прошу тебя, успокойся и скажи все, как есть.
– Ох… - она увидела мои нахмуренные брови и тут же взяла себя в руки, - ну ладно. Позавчера с утра я пошла на рынок. Здесь, недалеко, знаешь, свежие овощи… А то зеленщик вечно что-то странное приносит… И там у меня вытащили кошелек, ты представляешь?
– Ох, Мадди…
– Не беспокойся, ничего страшного! Я даже испугаться не успела!
Она смущенно засмеялась, краснея, как девочка.Я слушала историю спасения кошелька, потом историю прогулки по Чамберс-стрит, до доходного дома, где мы снимали апартаменты, потом впечатления Мадлен о солидном красивом мистере Бонье, который работает на одного серьезного делового человека, является управляющим его капиталов…
– Мадди, почему ты мне раньше не рассказала?
– О… Ну а когда, дорогая? Ты позавчера такая несчастная приехала вечером, и тебя так расстроил этот бессовестный мистер Ёрок… Я не хотела тебя лишний раз тревожить своими горестями… Тем более, что все так благополучно разрешилось…
– Мадди, а ты уверена, что знакомство стоит так быстро… Э-э-э…
– Продолжать? Ох, Анни… Я ничего такого не собираюсь… В конце концов, я все еще скорблю по своему месье Борчеку… Такой был человек, ах, такой человек… Просто мистер Бонье мне помог… И на следующий день, сегодня утром, я вышла прогуляться, и опять на него натолкнулась, совершенно случайно, представь…
– Случайно ли?
– Ну… Знаешь, может, я и обмолвилась при первой встрече, что люблю прогуливаться в это время, но…
– Мадди, а ты, случайно, не говорила про сумму страховки, которую тебе выплатили?
Мадлен тут же перестала охать и глупо улыбаться и посмотрела на меня совершенно серьезными, трезвыми глазами:
– Анни, я, конечно, может, и не особенно умная, а мистер Борчек, царство ему небесное, и вовсе считал меня глупенькой… Но, поверь мне, я знаю, о чем нужно разговаривать с малознакомыми месье. И о чем не стоит.
Я встала и подошла к подруге, испытывая настоящие муки совести, обняла ее:
– Прости меня, пожалуйста! Я просто переживаю за тебя!
– И я за тебя переживаю, милая Анни! Господь свидетель, так сильно переживаю! Ты не волнуйся, я никуда не собираюсь, и покидать тебя не намерена совершенно! Просто… Просто так приятно чувствовать себя… Женщиной… Ты же понимаешь?
– Понимаю…
Не то, чтобы я понимала, у нас , все же, слишком разный опыт в жизни… Я – перекати поле, безумица, добровольно отказавшаяся от хорошей партии и счастливой, сытой замужней жизни. А она – вдова, всю жизнь прожившая под пятой жестокого, скорого на расправу мужа…
Мне было не понять, как после такого можно спокойно принимать ухаживания других мужчин. А ей, наверно, казалась странной моя жизнь.Тем не менее, Мадлен никогда не осуждала меня, не сказала ни одного плохого слова про мои отношения с мужчиной вне брака. Так кто я такая, чтоб сомневаться в ее благоразумии? Просто сомневаться
Особенности исполнения договора
– Анни, дорогая…
Вот что меня всегда поражало с мистере Ёроке, так это его чудесная особенность делать вид, что все хорошо, и у нас по-прежнему прекрасные отношения.Никакой натянутости, никаких взглядов неприятных, ничего! Сама я такой выдержкой похвастать не могла, и уже несколько человек из труппы подходили, чтоб мимолетно уколоть вопросом о том, какая кошка пробежала между мной и импресарио. Значит, не получилось из меня актрисы.
Хотя, на успехах труппы это наше напряжение не отражалось.
Прошло уже более двух недель с премьеры балета – экстраваганца, но интерес, умело подогреваемый проплаченными газетными статьями, афишами и прочим, не пропадал.
В «Мет» на оперу начались аншлаги, и, конечно же, эти часть этих заслуг была и нашей.
Я наслаждалась происходящим… Вернее, наслаждалась бы. Если бы не два огромных «НО».
Первое – мое крайне неустойчивое положение в театре. Мистер Ёрок, несмотря на то, что заключил со мной контракт, всячески подчеркивал, что наш балет – всего лишь эксперимент, и пока рано заявлять о постоянстве, хотя успех был оглушительный, и я подозревала, что другие оперные театры с удовольствием были бы рады перенять опыт «Мета», то есть пустить балет – экстраваганца после основной программы для повышения интереса публики.
Всем известно, что сезонность – одно из отрицательных особенностей нашей профессии.Театр работает с сентября по апрель, а в мае все, кто может уехать, стараются покинуть город. Побережье, загородные поместья, курорты – туда переносится летняя жизнь богатых горожан. Театры перестают собирать кассы и вынуждены либо уходить на каникулы, либо гастролировать.И потому зимний сезон, с его рождественскими мероприятиями, вечеринками и даже балами, которые по-старинке проводили сильные мира сего, стремясь как можно больше походить на аристократию девятнадцатого века, по традиции кормил весь год.
Огромным успехом было собирать весь сезон аншлаги!
И, похоже, что «Мета», благодаря нам, плохие времена не коснутся. Кому же не хочется повторить настолько успешный опыт?
Беда в том, что балетных, да и даже просто людей, умеющих красиво танцевать в составе труппы, было невероятно мало.
Местные варьете годились только для услады мужских непритязательных взглядов, которым, конечно же, было глубоко безразлично умение девочек, задирающих ножки, красиво и плавно двигаться.Притязательная публика, платежеспособная публика в такие места не наведывалась.