Поймать солнце

Хартманн Дженнифер

Пять дней.

Пять дней с тех пор, как Джона убил Маккея.

Риккардо приходит, чтобы утешить мою скорбящую мать, а Бринн заходит со сладостями, чтобы утешить нас обеих.

Что касается меня, то каждый день я пытаюсь примирить противоречивые эмоции, бурлящие во мне. Глубокая скорбь по Максу пронзает до глубины души, оставляя зазубрины боли и растерянности. Но под этой скорбью кипит гнев, подогреваемый осознанием того, что Джона действительно был способен на такое насилие и тьму.

Он всегда

был таким.

К гневу примешивается борьба чувств по отношению к моей матери. Я борюсь с досадой на то, что она, непоколебимо веря в невиновность Джоны, невольно стала соучастницей развернувшегося кошмара. Я не могу не чувствовать обиду, задаваясь вопросом, не затуманила ли ее слепая вера в него ее рассудок и не затянула ли она всех нас еще глубже в эту паутину сердечных страданий.

Неудачные запеканки служат напоминанием о той расколотой реальности, в которой мы сейчас живем. С каждым приемом пищи я ощущаю вкус горечи, перемещаясь по дням, словно призрак в собственном доме, слишком хорошо понимая, насколько сложна задача заново построить свою жизнь.

На пятую ночь я вздрагиваю в постели, когда слышу стук в недавно установленное окно в спальне, которое заменил для меня Шеви.

Мое сердце замирает.

Этого не может быть…

Я сползаю с кровати и подхожу к окну, мое сердце бьется в такт надежде.

Но когда выглядываю наружу, то ничего не вижу. Там никого нет.

Только мое отражение в стекле.

ГЛАВА 38

ЭЛЛА

Проходит месяц, и весна сменяется жарким летом.

Большую часть времени я остаюсь с Бринн, сплю в ее свободной спальне. Иногда пробираюсь в ее комнату по ночам и забираюсь к ней в постель, одиночество когтями впивается в меня, кошмары омрачают мои сны.

Она не прогоняет меня. Просто держит меня за руку, и мы плачем вместе.

На прошлой неделе Риккардо переехал к моей матери, так что я не чувствую себя слишком виноватой за то, что мне нужно пространство. Жить через дорогу от Макса было слишком больно. Жить в нескольких ярдах от места убийства было слишком тяжело для моего сердца, которое еще не до конца зажило.

Теплым июньским вечером я сижу за черным обеденным столом в эклектичном стиле и ковыряюсь вилкой в куске пастушьего пирога. Он напоминает коричневую кашицу, но те несколько кусочков, которые мне удалось проглотить, на вкус великолепны. Гораздо лучше, чем мамины запеканки.

Пит смотрит на меня через стол.

— Мы добавили морковь специально для тебя, — говорит он.

Мой желудок сжимается.

Карандаш в горшочке стоит на прикроватной тумбочке в комнате для гостей, как постоянное напоминание обо всем, что я потеряла.

— Спасибо. Я ценю это.

— Тебе стоит поговорить с ним, Элла-Белла, — говорит

Мэтти.

Я резко вдыхаю, вилка со звоном падает на тарелку.

У меня сводит челюсти, руки дрожат, сжимаясь на коленях.

— Папочка, — перебивает Бринн, нежно прижимаясь своим коленом к моему. — Это сложно.

— Да. Это сложнее, чем собрать кубик Рубика в темноте. — Мэтти отправляет в рот зеленую фасолину. — Но нет ничего невозможного. Я это делал. Не это, конечно, боже правый. Я имею в виду кубик Рубика. Доказательство гордо красуется над нашей кроватью в стеклянной витрине.

Я невольно улыбаюсь.

— Я пыталась… но он сказал, что ему нужно пространство, — бормочу я. — И время.

Бринн ласково гладит меня по спине.

— Я думаю, нам всем нужно время, — говорит она срывающимся голосом. — Я все еще не могу поверить, что его больше нет. Не могу осознать, что он был здесь, а теперь его нет. И не только это. Мы остались с ужасной правдой о том, что он сделал перед тем, как уйти. — Она убирает от меня руку. — Мне кажется, что я скорблю о его потере во многих смыслах. У Маккея были свои недостатки, но я никогда не думала, что он… Боже, я никогда…

— Я знаю, — говорю я.

— А Макс… я даже не могу представить, как он все это переживает. — Слезы текут по ее щекам, когда она накалывает вилкой картофельное пюре.

Я видела Макса на похоронах.

Ну, это были скорее поминки. Тело Маккея еще не перестало быть уликой, поэтому дата похорон еще не определена. От одной только мысли об этом у меня внутри все переворачивается.

Макс был без эмоций.

Оцепеневший.

Его отец был в ужасном состоянии и рыдал на протяжении всей церемонии.

Солнце в тот день было особенно теплым и ярким, что еще больше усугубляло ситуацию. Я подошла к Максу, прежде чем он ушел, взяла его за локоть, останавливая его отступление. Когда наши глаза встретились, на его лице отразилась боль. Возможно, он видит Джону, когда смотрит на меня, так же как я видела Маккея, когда смотрела на него. Я не могла винить его за это.

И до сих пор не могу.

— Макс… пожалуйста, — умоляла я хриплым шепотом, не в силах отпустить его локоть. — Мне так жаль. Так невероятно жаль.

Он посмотрел на контакт, сглотнул, затем снова посмотрел на меня.

— Ты невиновата, — сказал он ровным тоном. Казалось, боль сделала его без эмоциональным. — Мне тоже жаль.

— Может быть, мы сможем провести какое-то время вместе, — попыталась я. — Поговорить.

— Да… когда-нибудь, — ответил он. — Не сегодня.

Я кивнула сквозь слезы.

— Я понимаю.

Макс не отстранился, пока мы смотрели друг другу в глаза, а я все крепче сжимала его руку. Он на мгновение опустил взгляд на траву, прежде чем поднять на меня глаза.