Поймать солнце

Хартманн Дженнифер

Улыбка сползает с моего лица, когда я выдыхаю дым через нос.

— Возможно, я и соглашусь.

Кивнув, он изучает меня, настроение снова меняется.

— Я не знаю, каково это — потерять кого-то таким жестоким образом… но потеря есть потеря. Отсутствие есть отсутствие. Ты не можешь восполнить это и не можешь избавиться от этого. Все, что можешь сделать, это смириться с тем, что это всегда будет следовать за тобой, как тень, и сделать все возможное, чтобы жить с этим, — говорит он мне. — Ты наполнишь свою жизнь другими вещами. Хобби, люди, мечты. Я постоянно

занят, потому что мне приходится… строительство домов, реставрация автомобилей, куча всяких случайных проектов. У меня тысяча дел одновременно, потому что только так тьма отходит на второй план и позволяет мне ценить то, что у меня еще осталось. Она становится тенью. — Шеви делает еще один глоток пива, затем зажимает бутылку между коленями. — Не буду врать и говорить, что это легко. И не буду притворяться, что иногда это не высасывает из тебя душу… но я скажу тебе, что найти свет все еще возможно. Потеря необратима, но тьма — нет.

Мои глаза наполняются жгучими слезами, когда я смотрю через дорогу на дом Эллы.

Я думаю о ней.

О Маккее.

Представляю себя погруженным в озеро Теллико, смотрящим на них обоих, в воде напротив меня, наши взгляды встретились, а солнечный свет заливал поверхность над нами.

Зеленые глаза. Голубые глаза.

Безнадежность и тоска.

Время остановилось, и звуки исчезли, пока мы задерживаем дыхание и отсчитываем секунды.

Мы не подозреваем, что настоящее утопление наступит после того, как мы вынырнем из воды.

Шеви кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его, прерывая мои мрачные мысли.

— Она — твой свет, Макс. Поверь мне в этом, — убежденно говорит он, кивая головой в сторону дома Эллы. — Не дай ей уйти.

С комком в горле я смотрю на него, когда он поднимается с крыльца и слегка кивает мне.

— Кстати, на самом деле меня зовут Илай. — Отходя назад, он поднимает свою бутылку пива и подмигивает. — Только никому не говори.

Я улыбаюсь сквозь слезы в знак молчаливой благодарности и смотрю, как он возвращается к себе и принимается за работу над старым фургоном, простаивающим на переднем дворе.

Пока затягиваюсь сигаретой, Элла проникает в мои мысли, словно солнечный луч, пробивающийся сквозь серые тучи.

Я сказал ей, что мне нужно пространство.

Моего брата больше нет, но и ее брата тоже. Мой мир пошатнулся, но она в той же лодке, которую швыряет среди бурных волн. Мы оба жертвы, оба тонем во мраке, оба пытаемся найти свет.

Тяжело думать о том, что ей пришлось пережить в ту ночь с моим братом. О секрете, за который она цеплялась. Боль, которую она оберегала и скрывала от меня, чтобы уберечь меня от той же боли. Ее дух был сломлен, а я понятия не имел, почему.

Никогда в жизни я бы не подумал, что это моя собственная плоть и кровь разрушила ее и парализовала.

Я никогда не скажу, что Маккей получил по заслугам, когда Джона всадил пулю ему в грудь — не могу. Прощение — сложная штука, но любовь имеет свойство сохраняться, несмотря ни на что. Я не могу думать о тех ужасных поступках, которые он совершил,

не вспоминая о приятных, счастливых моментах. Уверен, что Элла испытывает те же чувства к своему брату.

Свет и тьма. Инь и ян. Солнце и луна.

Они сосуществуют.

Но я знаю, чего заслуживает Элла, и точно не мое молчание или холодный прием. Ей нужен мой свет, мое тепло больше, чем когда-либо.

Шеви прав. Она — мой свет, а я — ее.

Моя милая Солнечная девочка.

С того первого взгляда на школьном дворе, когда она улыбнулась, оторвавшись от книги в золотистом полуденном свете, я почувствовал это глубоко в душе — она была и всегда будет моим солнцем.

Вынимаю недокуренную сигарету изо рта и хмурюсь, размышляя о том, почему я вообще пристрастился к этой дурной привычке.

С решимостью я тушу сигарету и топчу ее ногой.

И не жалею о принятом решении.

ГЛАВА 40

ЭЛЛА

Я сижу на скамейке, когда солнце скрывается за облаками, оставляя после себя брызги фуксии и ярко-оранжевого цвета.

«Мы должны найти полянку в лесу и устроить там наше особое убежище. Папа может помочь мне сделать скамейку, чтобы мы могли сидеть и читать книги вместе. Мы сможем рассказывать о том, как прошел наш день в школе, и наблюдать за порхающими бабочками. Это будет наше тайное убежище».

Провожу кончиками пальцев по древесине, задерживаясь на зазубренной резьбе: МЭННИНГ, 2013.

Он сделал это.

Макс сделал скамейку, как и обещал много лет назад.

Слезы наворачиваются на глаза. Интересно, как долго он сидел здесь, ожидая, что я вернусь, чтобы посидеть с ним, почитать вместе книжки и посмотреть, как бабочки-зебры трепещут крыльями? Я сказала ему, что мы увидимся на следующий день, но мой отец превратил один день в десять лет.

Судорожно вздыхаю и смотрю на свой телефон.

Макс: Встретимся на поляне на закате.

Я здесь.

Я готова.

Не знаю, что будет дальше, но должно быть что-то. Исцеление приходит только при движении вперед.

Я резко поднимаю голову, когда слышу приближающиеся шаги. Треск веток, шелест листьев. Мгновение спустя появляется Макс, возвышаясь над входом в наше тайное убежище в темно-синих шортах и светло-серой футболке, его глаза блестят в угасающем дневном свете.

Я уже близка к слезам. И не уверена, как мне удастся это пережить.

Но я здесь.

Я готова.

Он заходит внутрь и сглатывает.

— Привет, Солнышко.

От этого прозвища я едва не разрываюсь на части. Моя нижняя губа дрожит, и я сжимаю ее зубами.

— Привет.

Я наблюдаю, как парень на мгновение задерживается, не сводя с меня глаз, его волосы окрашены в розовый и оранжевый цвета. Я двигаюсь на скамейке, оставляя место для второго человека, который может сесть рядом со мной. Если захочет.