Поймать солнце
Шрифт:
— О. Да, она потрясающая. Не думала, что ты фанат «Флитвуд Мэк», — признаюсь я. — Я видела в тебе скорее любителя дэт-метала и мош-пита. Ты такой мрачный и задумчивый.
Макс ухмыляется, глядя на меня, его глаза в тусклом свете фуксии кажутся почти фиолетовыми.
— Но не депрессивный, верно?
— Нет. — Я качаю головой и прикусываю губу. — Не депрессивный.
— Какая у тебя любимая песня? — интересуется он, придвигаясь ближе ко мне, пока я ерзаю на краю кровати.
— «Брошенный».
—
— Она из более позднего альбома «Скажи, что будешь». 2003 год, — объясняю я.
— Хм. Нужно будет послушать.
Чем ближе он подходит, тем больше пылают мои щеки. И я задаюсь вопросом, может, у меня опять начался жар? Макс останавливается в нескольких футах от моей кровати, не отрывая взгляда от моего лица. В его глазах мелькает что-то хорошо знакомое. На мгновение мы снова оказываемся в воде, серьезность проходит сквозь мутное пространство между нами. Привязанность. Связующая нить. Я снова сглатываю, горло сжимается.
— Кажется я так и не поблагодарила тебя… за то, что спас мне жизнь, — говорю я ему. — И за то, что вернулся за моим рюкзаком и велосипедом.
Я не склонна быть уязвимой, и Макс это знает. Не думаю, что он ожидает искренности, которая сквозит в моих словах. Но на этот раз в моих словах нет язвительности, нет резкого тона.
Я говорю серьезно. Я очень благодарна.
Парень судорожно вдыхает.
— Не за что, Солнышко.
У меня щемит в груди. Я стала ненавидеть прозвища, кроме тех, которыми меня называл Джона. В основном Пятачок. А я называла его медвежонком Винни или просто Пухом, когда он вел себя как придурок.
Но в последнее время все прозвища, которыми меня награждали, были жестокими и обидными.
Принцесса.
Соучастница.
Отброс, мусор, хлам.
Даже моя фамилия в последнее время звучит как оскорбление.
Но… Солнышко звучит не так уж и плохо. На самом деле, ничто не кажется таким уж плохим, когда рядом Макс. И я не уверена, хорошо ли это или повод для беспокойства.
Прежде чем успеваю ответить, взгляд Макса перемещается вправо и останавливается на том, что, судя по всему, является моей тумбочкой. Я наблюдаю, как его глаза сужаются, когда он на чем-то сосредотачивается. Парень несколько раз моргает, затем улыбается и снова смотрит на меня.
Я поворачиваюсь к прикроватной тумбочке, пытаясь найти источник его интереса. Большую часть места занимают использованные салфетки, а также жаропонижающее, бутылки с водой и миска с недоеденным супом. Он темно-зеленый и покрыт корочкой. Так неловко.
— Извини за беспорядок. — Я корчу гримасу. — Можешь осуждать сколько угодно.
Его улыбка становится еще шире.
— Ты сохранила тот камень, который я бросил тебе. С поляны.
Когда он произносит эти слова, у меня распахиваются глаза и вспыхивают
— О, эм… нет. Нет. Я заразила тебя лихорадкой, и теперь у тебя галлюцинации. — Я бросаюсь к тумбочке и хватаю камень, оставленный на виду, пытаясь скрыть то, что он уже обнаружил.
Но он выскальзывает из моих пальцев и отскакивает от стола.
И в отчаянной попытке поймать его, я плечом задеваю лавовую лампу, которая опрокидывается, ударяясь о деревянную тумбочку.
— Проклятье.
Из соседней комнаты доносятся шаги.
Мама.
Черт.
Парень в моей спальне.
Черт!
Меня охватывает паника, и я бросаюсь к Максу с выпученными глазами и размахивая руками.
— Прячься, — шиплю я сквозь зубы.
Он все еще улыбается.
Я хватаю его за плечи, разворачиваю и направляю к своему шкафу. Затем распахиваю дверцу и вталкиваю его внутрь, пока в его глазах пляшет веселье. На мгновение я отчетливо осознаю, что мои ладони обхватывают его голые руки. Теплая кожа, твердые мышцы. Широкая грудь в дюйме от моей. Темный шкаф.
Мама стучит в дверь.
— Элла? У тебя там все в порядке?
Я отпрыгиваю назад и захлопываю дверь шкафа, а затем бегу к маме. Я так взволнована, что забываю, как работает дверь, поэтому толкаю, а не тяну, дважды, прежде чем успешно распахнуть её.
— Привет, мам. Ух ты, уже поздно. — Я демонстративно зеваю. — Спокойной ночи.
Она ловит дверь, прежде чем я закрываю ее перед ее лицом.
— Ты в порядке? Мне показалось, что я слышала грохот.
— Я делала зарядку.
— Элла… сейчас уже пол одиннадцатого.
— Никогда не бывает поздно заняться кардио.
В ее взгляде мелькает сомнение. Она скрещивает руки поверх ночной рубашки сиренево-голубого цвета.
— Ты, должно быть, чувствуешь себя лучше?
— Я чувствую себя прекрасно. — Я вытягиваю руки, затем скручиваю одну за спиной, как будто готовлюсь к ночной пробежке. — Я проспала весь день, а теперь вот проснулась. Извини… Я опрокинула свою лава-лампу… когда делала прыжки.
Она бросает взгляд на бардак на моей тумбочке и проводит обеими руками по лицу.
— Хорошо. Что ж. Постарайся немного отдохнуть. У меня есть мелатонин, если хочешь.
Я улыбаюсь и киваю.
— Не нужно, спасибо. Спокойной ночи. — Когда она отходит, я закрываю дверь и запираю ее, прижимаясь лбом к дереву и выдыхая. Шорох заставляет меня подойти к шкафу и распахнуть его.
Макс приподнимает бровь.
— Ты спрятала меня здесь, как будто я твой маленький грязный секрет.
— Последнее, что мне сейчас нужно, это мамин рассказ о птичках и пчелках после того, как обнаружила мальчика в моей спальне.