Поймать солнце
Шрифт:
Братья Мэннинги.
Макс и Маккей.
Десять лет назад Макс стал моим лучшим другом во время незабываемого года в Джунипер-Фоллс — городе, где мои родители впервые встретились, будучи подростками. Так было до тех пор, пока отец внезапно не увез меня, не дав возможности попрощаться. Сейчас мне кажется, что прошла целая жизнь, и я понимаю, что Макс уже не тот человек, каким был тогда.
Как и я уже не та девушка с солнечным светом в сердце, которая говорила ему, что однажды выйдет за него замуж, когда лизала апельсиновое
Сейчас он ведет себя так, будто меня не существует. Уверена, Макс видел ту историю обо мне в новостях, где я выставила себя дурой на национальном телевидении, и теперь рад, что мы потеряли связь на долгие годы.
Общение со мной сделало бы его изгоем в обществе.
Я опускаю темную вязаную шапочку ниже на лоб и смотрю на двух братьев, которые сейчас беседуют у ряда синих шкафчиков напротив меня.
— Ты должен прийти завтра, — говорит Маккей, прислонившись плечом к дверце шкафчика, повернувшись ко мне спиной. — Приведи ту цыпочку. Либби.
— Я в порядке, — отвечает Макс. Он возится с пачкой сигарет, вытаскивая одну, затем засовывая ее обратно. — Меня это не интересует.
— Тебе нужно потрахаться, чувак. В последнее время ты был настоящим засранцем.
Я морщу нос. Ни один из братьев Мэннингов почти не разговаривал со мной с тех пор, как четыре месяца назад я вернулась в Джунипер-Фоллс — небольшое поселение в Теллико Плейнс, штат Теннесси. По правде говоря, я бы не сильно расстроилась, если бы они оба исчезли с лица земли. Бринн Фишер — единственный человек, который проявил ко мне хоть унцию настоящей доброты с тех пор, как мы с мамой переехали сюда.
Так получилось, что она встречается с Маккеем, и, возможно, именно поэтому братья не изводили меня так, как все остальные в этой школе.
Древняя магия школьного двора, будь она проклята.
Я заправляю волосы за ухо, подошвы моих туфель скрипят по линолеуму, когда перекладываю рюкзак на другое плечо.
Когда Макс поднимает на меня взгляд, я понимаю, что подслушиваю, как шпион. Он ничего не говорит, только хмурит свои брови цвета эспрессо, вероятно, раздраженный моим существованием, пока Маккей болтает о пиве и сиськах Либби.
Затем Макс моргает и опускает взгляд на грязный пол, который, очевидно, более привлекателен, чем мое лицо.
Волею судьбы, братья Мэннинг не просто мои одноклассники, но и соседи. Они живут через дорогу от маленького загородного дома, который моя бабушка купила для нас в мае этого года, после того как мама почти полностью опустошила свои банковские счета, оплачивая судебные издержки моего брата.
Иногда я вижу Макса на улице, подстригающего лужайку перед домом.
Курящего возле своего пикапа.
Выезжающего с гравийной дорожки, визжа шинами, когда неизбежно уносится в ночь на поиски неприятностей.
Иногда он бросает взгляд на меня через дорогу, когда я сижу на деревянном крыльце в потрепанном складном кресле и читаю роман
Ему не нравится то, во что я превратилась.
Это чувство взаимно.
Мама как-то посоветовала мне пойти к ним и снова попытаться подружиться, даже если они совсем не идут на контакт. Я ответила ей, что сначала ей нужно подружиться с отцом, а потом я подумаю об этом. На этом разговор закончился. С тех пор она больше не поднимала эту тему.
Я сглатываю комок в горле и отхожу от стены, уставленной шкафчиками. От сдерживаемых эмоций мне хочется пить, поэтому решаю взять «Доктор Пеппер» из ближайшего автомата, прежде чем отправиться на урок английского.
Коридоры в основном пусты, за исключением нескольких учеников, пробегающих мимо меня, уткнувшись носами в свои мобильные телефоны. Все вокруг — сплошное монохромное пятно. Все выглядит бесцветным. Такое ощущение, что я двигаюсь в замедленной съемке, а безликие тела проносятся мимо меня, как на старой кассете видеомагнитофона, которую перематывают вперед до самого интересного момента.
Но в моем фильме нет хорошей части.
На меня смотрит только этот торговый автомат, наполненный закусками по завышенным ценам.
Порывшись в карманах в поисках мелочи, я моргаю, возвращаясь к цвету и реальному времени. Скомканная фотография падает на пол, когда я достаю горсть долларовых купюр, и я не могу удержаться, чтобы не скривиться, когда наклоняюсь, чтобы подхватить ее.
На середине наклона раздается голос за спиной:
— Просто оставь ее там. Твоя горничная может прийти и подобрать за тобой мусор.
Я уверена, что голос и накаченное стероидами тело принадлежат футбольному придурку по имени Энди, но я могу ошибаться. Возможно, Рэнди. Все, что я знаю, это то, что на прошлом уроке он запускал мне в голову шарики из жеваной бумаги и от него пахнет отвратительным сочетанием мужского пота и ирисового пудинга из кафетерия.
— Горничная только что уволилась, — отвечаю я. — Так что вакансия открыта, если ты заинтересован.
— Да, конечно. Нужно быть чертовым святым, чтобы убирать за тобой. — Его приятели идут рядом с ним, пытаясь скрыть свой смех кашлем.
Возможный-Энди делает паузу, его бицепсы подергиваются под обрезанными рукавами белой спортивной футболки. Темно-карие глаза осматривают меня с пальцев ног до макушки, выражение его лица наполняется отвращением, как будто я какое-то низшее существо. Не более чем грязь или жеваная ириска, которую он никак не может отскрести с подошвы своих ботинок.
Он переводит взгляд на фотографию и расплывается в улыбке.
— Декор с твоего шкафчика? Это было сделано с таким вкусом.
— Это твой подарок? — Я скучающе смотрю на сколы на своих ногтях цвета мандарина. — Очаровательно.