Поймать солнце
Шрифт:
Даже у моей учительницы, миссис Колфилд, в глазах-бусинках читается карающий огонь, когда она замахивается метафорическим молотком и направляет его прямо на меня. Мои мысли разбегаются, и я представляю, как она, облаченная в судейскую мантию, с размаху опускает молоток на свой стол, и стопки заданий разлетаются в разные стороны.
«Виновна по всем пунктам», — объявляет она классу.
Все хлопают и аплодируют, затем на меня надевают наручники и уводят в оранжевом комбинезоне.
Принимается; я люблю оранжевый цвет, и приговор обоснован.
Я
Виновата в том, что не верю в невиновность брата, как мама.
Я виновата в том, что все еще люблю его, несмотря ни на что.
Больше всего я виновата в том, что не любила его достаточно сильно, чтобы не дать ему нажать на курок. Он, должно быть, не чувствовал силу моего сердца и не знал, как сильно я буду по нему скучать. В ту ночь Джона сделал выбор, и это были не мы.
Он не выбрал нас, и иногда мне кажется, что это моя вина.
— Мисс Санбери.
Я подпираю подбородок рукой и тупо смотрю влево, мой разум все еще заперт в тюремной камере. И не сразу слышу миссис Колфилд. А также не понимаю, что смотрю прямо на Макса Мэннинга, а из уголка моего рта стекает слюна.
— Мисс Санбери, — повторяет она, на этот раз громче. — Мне говорили, что мистер Мэннинг просто нарасхват в школе Джунипер, но для этого и существует Instagram. Пожалуйста, проявите уважение и смотрите на него в личное время, вне школы.
Все смеются.
Я выпрямляюсь за столом и начинаю судорожно тереть подбородок. Мои измученные глаза встречаются с кристально-голубыми в другом конце класса, и мое лицо раскаляется до уровня инферно, имитируя мой личный ад.
— Извините, — лепечу я. — Я отвлеклась.
Макс продолжает наблюдать за мной со своего места, откинувшись на спинку пластикового кресла цвета сепии, обеими руками бесцельно крутя карандаш. Его джинсы порваны, темные волосы взъерошены. Он высокий и худощавый, более шести футов ростом и на голову выше парня, сидящего позади него. На правом бицепсе у него татуировка, выполненная черными чернилами, а кожа загорела от солнца Теннесси.
Парень много бегает, остается недосягаемым и загадочным и в совершенстве владеет искусством очарования. Я бы сказала, что Макс выделяется на фоне остальных учеников… вот только у него такой же взгляд, как у всех, когда они смотрят на меня.
Взглядом, полным жалости, потому что я ничтожество.
Взглядом, полным раздражения, потому что мне не место в этом городе и в этой школе.
Взглядом, полным отвращения, потому что в моих жилах течет та же кровь, что и у Джоны Санбери.
В конце концов, Макс один из них.
Я отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на миссис Колфилд, которая теперь полусидит на краешке своего тщательно убранного стола. Ее льняные светлые волосы с проседью собраны в тугой пучок, подчеркивающий ее вытянутый, остроконечный череп. Она «миссис», а не «мисс», что означает, что она кому-то понравилась настолько, что он женился на ней. Рада за нее, потому что мне она точно не нравится. Она единственная учительница, которая вела себя со мной ужасно, и, если бы я не хотела
— Знаете, мисс Санбери, — говорит миссис Колфилд, приподнимая одну из своих рыжеватых бровей в притворной задумчивости. — В книге, которую мы сейчас читаем, есть поразительные параллели с вашей личной историей.
Ее слова поражают меня, как серебряная пуля в грудь.
У меня перехватывает горло. Мне трудно дышать.
Ерзая на скрипучем стуле, я приоткрываю губы и издаю беззвучный шепот. Качаю головой, зная, что все взгляды устремлены на меня. Чувствую их осуждение, преследование, грохот молотков, бьющих по столам из ДСП.
Виновна, виновна, виновна.
Я бросаю еще один быстрый взгляд в сторону Макса и не удивляюсь тому, что он все еще сверлит меня взглядом. Буравит во мне дыры. Держу пари, он мечтает, что если будет достаточно долго смотреть на меня, то мои трещины и щели станут настолько широкими, что от меня ничего не останется.
Пуф.
Иногда я тоже этого хочу. Особенно сейчас.
Уверена, Макс жалеет, что вообще подружился со мной.
Я прочищаю горло и обретаю голос, поднимая взгляд на миссис Колфилд.
— Откуда мне знать, — лгу я. — Мы только начали читать.
Это правда, но я точно знаю, о чем эта книга. На обороте есть аннотация.
— Да, и что же, вам уже удалось что-то выделить? — спрашивает она, и я почти вижу ухмылку на ее лице. — Что-нибудь, что вы хотели бы обсудить и рассказать классу, опираясь при этом на свой собственный реальный опыт?
— Не совсем. Это личное.
— Это попало в национальные новости. Суд над вашим братом транслировался на всю страну.
У меня в груди все сжимается так, что я едва не задыхаюсь.
Это нелепо. Жестоко и агрессивно.
Сердце колотится от негодования, я начинаю запихивать книги и карандаши в рюкзак, а затем застегиваю его, готовясь к бегству.
— Для этого и существует Instagram, — бросаю я в ответ, используя ее собственные слова против нее. — Пожалуйста, проявите уважение и суйте нос не в свое дело в личное время, вне школы.
Вокруг меня раздаются шокированные вздохи, когда я вскакиваю со стула и закидываю рюкзак на плечо. Я не смотрю на учительницу, но на долю секунды ловлю взгляд Макса, прежде чем выбежать из класса.
Он все еще смотрит на меня.
Все еще наблюдает.
Только на этот раз, клянусь, на его губах мелькает призрак улыбки.
Выбегая за дверь, зная, что после уроков меня ждет наказание, я направляюсь к дальнему концу коридора, где торговый автомат все еще дразнит меня неуловимым «Доктором Пеппером». По сути, он держит его в заложниках, и эта мысль усиливает мой гнев до нездорового уровня.
Я хочу эту газировку.
Она моя, я заплатила за нее, я хочу ее.
В основном, я хочу хоть раз разозлиться не на Джону, а на что-то другое.