Поющая в репейнике
Шрифт:
– Очень удобная кушетка, между прочим. Кстати, Маш, я ведь и вправду с тобой не буду высыпаться. А ты – со мной, – Павел вдруг поворачивается к ней, смотрит виновато, просительно. – Ну, привык я спать один. Недосып для меня – что смерть.
– Да какие проблемы? Я хоть сейчас на кушетку уйду.
Она пытается подняться, но Супин хватает ее, валит на подушку.
– Обидчивая кустодиевская девица! Смешная какая.
Он требовательно и долго целует ее, проводит рукой по телу, будто проверяет сохранность всех принадлежащих
А потом она донимает его расспросами, несмотря на то, что время давно переваливает за полночь. Павел, обняв ее, тихо рассказывает о себе.
– В Советском Союзе я был бы одним из самых уважаемых и богатых людей. Авиаконструктор! Это ведь звучит гордо.
– Гордо, Паша, очень гордо, – шепчет Маня, уткнувшись в его щеку.
– Но я заканчивал институт и знал, что, предъявив диплом отцу, ради которого и учился по сути, займусь какой-нибудь бурдой, приносящей деньги.
– И стал бухгалтером?
– Нет, не сразу. Сначала я встретил генерального, стал у Бойченко кем-то вроде мальчишки на побегушках. Он, конечно, меня многому научил. Вот уж бизнесмен от Бога. Не мозг – калькулятор! Работоспособность буйвола. Никаких пустых амбиций и рефлексий. Все умеет, знает, просчитывает и при этом не боится рисков. Ну и скряжничает, конечно. За копеечную выгоду сам за руль сядет, помчится на другой конец света, не поспит три ночи. Так копейки и складываются в рубли. И в миллионы. Характер!
Павел вынимает затекшую руку из-под Маниной спины, вздыхает, натягивая одеяло под подбородок.
– Ты думаешь, он будет сейчас оплакивать свою карандашную империю, на которую угрохал десять лет? Да черта с два! Отряхнется, как псина после ушата воды, и пойдет рыскать дальше. И через год – помяни мое слово – сотворит что-нибудь не менее значительное.
– Так это здорово, Паша. Он ведь и тебя с собой возьмет. Ты ему нужен, как никто. Ведь это ты спас его, уничтожив документы! И вы столько лет вместе, доверяете друг другу.
Супин морщится.
– Во-первых, еще не факт, что спас и спасся. Во-вторых, в бизнесе до конца никто никому не доверяет. Запомни это раз и навсегда. Да, партнеры. И в то же время каждый – сам по себе.
– Это очень… тяжело. Я бы не смогла жить в таком напряжении и знать, что все время одна, – вздыхает Маня.
– Но ты ведь в Москву ехала совершенно одна! И не боялась. И смогла в общем, неплохо устроиться.
– Думаешь, неплохо? – скептически фыркает Маня. – Да нет, просто мне на людей везет. Алю вот встретила, Ритку. Тебя.
– Да, как это все вдруг перевернулось? Земля с орбиты определенно сошла.
Павел мотает головой и, вздохнув, отворачивается от Мани, подгребая подушку под шею.
– Спокойной ночи, – шепчет Голубцова, прижимаясь к его спине.
В шесть утра она просыпается от холода. Павла рядом нет. Его примятая
Маня возвращается в пустую кровать.
«Ну и ладно. У дворян, кстати, всегда были раздельные спальни. А он вообще одиночка, вещь в себе. Ничего страшного…» – успокаивает себя Голубцова, но до звонка будильника таращится в темноту, вздыхает и крутится, никак не находя удобного положения.
Глава восьмая
Утром в кабинет Михаила Николаевича Кашина входят его помощники. Лицо Эльзы кажется привлекательнее, чем обычно, из-за едва уловимой улыбки, немного скрадывающей тяжелую челюсть. Помощница выглядит радостной и энергичной. Недобритый Сурен же ничем своих эмоций не выдает. Он сосредоточен и готов к любым поворотам в деле с хлопотной «канцеляркой».
Кашин, потирая руки и сверкая белоснежными имплантами, встречает верных служак бодрым восклицанием:
– Ну что, бойцы невидимого фронта, завтра в это время будем пить шампанское, ёлы?
– Хотелось бы, – смеется «челюсть» и садится за стол.
– Я почитал контракт внимательно. Все вроде чики-пики? – обращается к ней Кашин.
– Все выверили с юристами. Никаких нестыковок. Ты же знаешь, на меня можно положиться, – с достоинством говорит Эльза.
– Ну, а на тебя, Суренчик? Можно положиться?
– Мой человек проверил Супина. Опасности прямой я не вижу. Он законченный офисный червь. Похоже, ведет свою игру с Бойченко. Его право. И да, живет с бухгалтершей из своего отдела по фамилии Голубцова. Носится с ней целыми днями.
– И она же дружит с Риткой?
– Дружит – не то слово, Михаил Николаевич. Меня еще вчера насторожил рассказ вашего водителя о фуре, перегородившей дорогу.
– Ерунда, случайность! – отмахивается Кашин.
– Хорошо бы, если бы так, – морщится помощник. – Дело в том, что эта Голубцова много лет снимает квартиру у одной пенсионерки. К пенсионерке частенько является ее племянник, некто… – «небритый» раскрывает кожаную папку, ищет глазами нужную запись. – Вот, некто Трофим Евгеньевич Седов. Он – дальнобойщик, владелец красного рефрижератора «вольво».
– Ну, ёлы, и что?!
– Красный рефрижератор хотел помешать движению вашей машины. Мне кажется, если бы в ней находилась Ника…
Сурена перебивает гомерический хохот Кашина. Эльза тоже скептически улыбается.
– Ты думаешь, что ради Ритки зашуганный жизнью дальнобойщик будет перебегать дорогу такому человеку, как Кашин?! Японская сакура, да это… это просто абевегедейка! Вот это что… о-ох!
Михаил Николаевич трясется и вытирает слезы. Его лицо и загривок наливаются краснотой.