Поющая в репейнике
Шрифт:
– Да, клялся. Но не представлял, что и мертвецов можно с такой легкостью откопать.
Владимир Федорович долго молчит, глядя в окно, за которым метель начинает хаотичную завораживающую игру. Мечущийся снег в тяжелых густых сумерках кажется пеной свежего прибоя, бьющего в стекло, налетающего с шумом и звоном на карниз.
– Люблю я зиму! Все ноют – слякоть, темень… А ты на Валдай поезжай! Надышись свежестью, чистотой, сугробами, небом ярким, как в раю. Которого нет… Уеду я, Паш. Кинут мне эти шакалы
Голос Бойченко прерывается.
«С такими “объедками” можно и не на Валдай. Можно и в Швейцарии воздухом свежим подышать», – злобно думает Полкан.
Но, сделав скорбную мину, берет давнего друга за руку.
– Ничего, Володя. Мы еще повоюем. Мы еще поднимемся. Не в таких передрягах бывали.
– Кстати, если уж о деле, – вдруг оживляется Владимир Федорович. – Ты пошукай там в интернетах, проконсультируйся с кем надежным – насколько сейчас рынок контактных линз кусается. Мне на прошлой неделе Витька звонил. Ну, тот, что в Азии бизнес толковый наладил с пестицидами. Так вот, он очень уговаривал все это порешать-обмозговать. Может, туда вложиться?
«Вот деляга непотопляемый!» – Супин смотрит на генерального обескураженно и вместе с тем восхищенно.
«Да ты и на линзах империю построишь. Вот только помогать я тебе, друг ситный, не буду. Хватит. Попользовался бессловесным Полканом. Линзы он продавать будет! А я в очках за пять тысяч перетаптываться. Рублей. Дудки!»
– Хорошо, Володь. Это я с радостью, – трясет руку начальника Супин. – Ты, главное, думай о хорошем.
– Ну ладно, что, когда они намерены подписывать продажу компании?
– Ох, дело не терпит, – сокрушенно опускает голову Павел Иванович.
– Что, даже из больницы выйти не дадут?! Осатанели, что ли?!
Голос Бойченко наливается недюжинной силой.
– В пятницу от них приедет сюда человек с документами. Буду я и наш юрист. Выбора нет. Не-ту. Подготовь врачей, – жестко произносит Супин, вставая.
– Ладно, иди. Устал, – машет рукой генеральный и отворачивается от Полкана, которому верит, похоже, не больше, чем «главным бандитам»-законникам.
Глава седьмая
– Манечка, а что там Кашина, все мигренью мается? – спрашивает Блинова, натягивая сапоги.
Рабочий день подходит к концу. Через пять минут контора будет напоминать мертвую пустыню.
– Да она приболела, – отзывается Голубцова, которая только сейчас понимает, что не разговаривала с подругой больше суток, – небывалое дело!
– Я, наверное, тоже завтра не приду. Врача вызову, – лепечет Утинская, сидя за столом и глядя в пространство. Она ждет, когда ее бывшая товарка Наталья Петровна покинет бух-столовку.
Но Блинова неожиданно
– А ты что, Стефанна, из-за Бобочки домой не собираешься? Как Супин, на стульях ночевать будешь?
Елена Стефановна в негодовании фыркает:
– Я просто не хочу устраивать столпотворение вокруг вешалки. Жду, когда некоторые оденутся.
– Да ладно тебе, Ленушка. Я ведь не обижаюсь. Стенку Люсечка в выходные заберет. Все заботы-расходы на ней. И с машиной уже договорилась.
– Поздравляю, – поджимает губки Утка.
– Ну все уже, подруга, пошли. До метро пожужжим еще, – примиренчески улыбается Блинова.
Утинская смотрит на нее из-под бровок домиком сначала удивленно, потом – прочувствованно. Нос ее краснеет, и, кажется, она готова всхлипнуть.
– Хорошо, Ната. Пошли вместе.
– Как всегда. Куда мы друг без друга? Вселенная ты моя вибрирующая. Только к Люсечке на секунду зайдем.
Утка вспархивает и начинает собираться. Ей так хочется помыть косточки ветреному Бобочке! Уж они с Натой придумают, как проучить престарелого ходока.
Попрощавшись с бабульками, Маня берет мобильный телефон. Смотрит на него в нерешительности.
«Звонить? Ждать? А если он передумал? Если это просто мне приснилось? Или у Полкана, в смысле… у Паши помутилось в голове от стресса?»
Маня вздрагивает и чуть не роняет аппаратик. Супин звонит сам!
На часах 18:00 – окончание рабочего дня. Кто бы сомневался? Аккуратист и маньяк пунктуальности должен появляться минута в минуту, по расписанию.
– Я жду тебя внизу. Ты еще не успела сбежать? – слышит Маня самый лучший, самый нужный голос на свете.
– Нет, я бегу к тебе! Я бегу!
Она выпархивает из конторы, видит его машину, припаркованную у самого входа, и сердце ее заходится от счастья и ликования.
«Он ничуть не боится, что нас увидят вместе! Он не скрывает, не стыдится. Конечно, ведь все это всерьез».
Маня запрыгивает на переднее сиденье и кидается к напряженному, смущенному, душистому и такому смешному Супину с поцелуями и объятиями.
– Как же я уже соскучилась! Как же…
Он выдерживает ее натиск и вдруг, хмыкнув совершенно неромантично, отстраняется.
– Поверни голову вправо. Медленно, осторожно.
Маня поворачивается и видит в метре от машины, под фонарем, бабулек: замерших, онемевших и поглупевших (видимо, открытые рты создают такой эффект).
– Говорю же, кондрашка может их хватить ненароком, – Супин, обретя привычную непроницаемость, включает зажигание.
Маня же, одарив бухгалтерш ослепительной улыбкой, поворачивается к Павлу и просит трогать уже поскорее.
Машина мчится сквозь темный двор-трубу. Снег летит наперерез, бьет в стекло штормовой волной.