Поют черноморские волны

Крупаткин Борис Львович

Мы не знали тогда ничего определенного. Права была Снежана Бончева: легенда и быль в этих романтических местах неразлучны. Расспрашивая о Томпсоне, мы получали в ответ легенды, одну ярче другой. Ну что ж, возможно, не так уж важно установить точно, как британский офицер попал к болгарским партизанам. В свое время великий Байрон встал в ряды греческих повстанцев и погиб среди них далеко от берегов Англии. Лучшие сыны английского народа, плечо к плечу с антифашистами всех страну воевали против нарождавшегося фашизма на стороне героической республиканской Испании. Майор Франк Эдуард Томпсон в боях против германского фашизма воевал и погиб в составе болгарской партизанской бригады… Пусть и его имя осенят

идущие из глубин народной души крылатые слова великого болгарского революционера и поэта Христо Ботева:

Тот, кто пал в борьбе за свободу, — не умирает.

1963 г.

Квадратура круга

В старину город назывался Сингидунум — город света. И сейчас, когда стоишь на площадке высокой стены старинной крепости Калемегдан, боевого ядра древнего Белграда, кажется: этот солнечный город весь пронизан трепещущим светом. Не зря югославы зовут свою столицу Београд — белый город.

Широко распласталась у стен крепости живая сверкающая ртуть Дуная. Своеобразна необъятная панорама соединения его с водами сестры своей — Савы. Две могучие реки сливаются здесь, у ворот Белграда, воедино, но все же Дунай остается Дунаем. С высоты Калемегдана ясно видно: как будто сомкнулись уже обе реки в общий поток, но Дунай величаво продолжает свой путь сам по себе, несравненно более светлый, чем темные воды Савы. Словно параллельные потоки расплавленной стали и чугуна, текут они вдаль, и лишь где-то на горизонте, в ослепительном сиянии солнца и голубого неба, стираются наконец грани двух рек.

Мы стояли у «Вестника Свободы» — пожалуй, нашего самого первого знакомого на югославской земле: юноша, опираясь на меч, подняв в руке сокола (чудесное творение скульптора Ивана Миштровича), приветствовал нас с вершины своей высоченной ребристой колонны задолго до того, как мы увидели с борта теплохода столицу Югославии. Казалось, сокол взлетит сейчас с руки «Вестника Свободы», взовьется над светлой радугой легкого моста через Саву — туда, где вдоль бульвара Ленина поднимаются многоэтажные здания Нового Белграда, раскинувшегося на огромной территории осушенных болот…

Отсюда, с крепостной стены, далеко виден город, и Дунай, и Сава. Здесь всегда много белградцев и гостей. Наш гид, молодой и энергичный Бранко, познакомил нас тут со своими друзьями-студентами. Так же, как и в Москве, в Свердловске или Саратове, они шумно и весело проводили выходной день. Одни сгрудились над свежими «Новостями», другие горячо о чем-то спорили, и сквозь смех и гомон то и дело взлетало звонкое, как колокольчик:

— Да ли? (Неужели?)

Мы невольно обратили внимание на двух молодых людей, склонившихся над книгой. Они стояли в тени дуба, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь просветы резных листьев, причудливо разрисовали золотым шитьем светлое платье девушки, оттеняли острые скулы на суровом лице мужчины. Пожалуй, прежде всего бросилось в глаза именно то, что они не так молоды, значительно старше своих товарищей. Вглядевшись, мы поняли, что причиной тому седина в их волосах. Голова мужчины, черноглазого и чернобрового, была почти совсем белая; в темных волосах девушки виднелись густые белые пряди.

Мы хотели спросить о них Бранко, но мужчина поднял руку и, призвав к вниманию, воскликнул:

— Златица нашла! Златица! Слушайте!

Девушка вышла из-под дуба, держа раскрытую книгу в одной руке. Ее окружили студенты. Видимо,

продолжался какой-то давний спор или разговор. Голос девушки был грудной, теплый и в то же время слегка гортанный.

— Это слова из книги Владимира Назора, — сказала она. — Я была права. Хотя это проза, но мы в горах по-своему переложили их в песню: «Приветствую тебя, заря утренняя, сестра наша ранняя. Привет тебе и поклон! Ты рассветаешь для всех, но никого так не радуешь, как меня».

Мы смотрели на девушку, на ее скорбное лицо с глубоко запавшими глазами и вдруг с какой-то болью увидели и то, что до сих пор не бросалось в глаза: у девушки была одна рука, второй длинный рукав ее платья был пуст и, как поникший парус, слегка качался от ветра…

В крепостной парк мы спустились вместе со студентами. Долго стояли у фонтана, где окутанный сверкающими струями бронзовый рыбак — олицетворение силы народной — душит змею, бродили по ветхому от древности подъемному мосту и любовались строительством моста через Саву (как не преминули подчеркнуть студенты, — из предварительно напряженного бетона).

Мы отдыхали у старинной часовой башни Сахат Кули, и Бранко поведал здесь короткую, но трагическую историю Златицы и ее друга Станко.

…То было в последние месяцы войны. Советские войска вместе с отрядами югославской Народной армии громили фашистских оккупантов, пядь за пядью освобождая Сербию и Хорватию, Черногорию и Словению, Македонию и Герцеговину. Клич «Смерть фашизму — свободу народу!» гремел в горах и долинах, на берегах Савы и Адриатики. Но, подобно злобному раненому зверю, еще неистово бесновались фашисты на югославской земле.

Небольшой партизанский отряд после долгих лет тревожной боевой жизни спускался с гор, к Дунаю. С отрядом шли женщины, дети, старики, бежавшие из окрестных сел к партизанам. Разведчики приносили радостные вести: идет по Дунаю советская военная флотилия, мчатся к переправам советские танки, летят самолеты. Свобода близка! Светлеет на душе партизан, легче шагать усталым людям.

Но за перевалом ждало их последнее — самое страшное испытание. На горной дороге появились немецкие мотоциклисты-пулеметчики, за ними двигалась большая колонна войск. Партизан заметили и после короткого боя взяли в кольцо. Обагрились кровью родные горы. Те, кто остался в живых, залегли за камни. Детей унесли подальше, в горы, а женщины и старики чем могли помогали партизанам — заряжали диски автоматов, перевязывали раненых, сбрасывали на горные тропинки острые камни. К вечеру немцы подтянули минометы, и смерть косила людей без разбора — гибли мужчины с оружием в руках, истекали кровью детишки, в ужасе прижимаясь к скалам, с проклятьями на устах падали матери.

Командир отряда Ранко Кавран, раненный в обе ноги, с лицом белее скалы в лунном свете, сжав губы, переползал от группы к группе и тихо спрашивал, не поднять ли белый флаг, чтобы спасли детей.

— Умрем вместе! — отвечали матери.

И бой, трудный и неравный, вошел в ночь.

И вдруг все смолкло…

Как выяснилось потом, гитлеровцы получили сообщение, что советские войска переправились через Дунай, и решили спасать свою шкуру. Теперь немцам было не до партизан.

На рассвете отряд Каврана подсчитал потери, тут же, в горах, рыли могилы. Среди многих бойцов пал с автоматом в руках отец семилетней Златицы — любимицы всех партизан. Под рухнувшей от минометного огня скалой погибла молодая мать девочки — тихая учительница Францка. Исчезла и сама Златица… Ее нашли далеко в горах в густых кустах самшита. Видно, сюда унес ее, спасая от обстрела, маленький связной отряда двенадцатилетний Станко. Плечо и рука девочки были туго перевязаны рубахой Станко, ставшей красной от крови. Мальчик лежал рядом со Златицей, крепко сжимая в руках гранату. Он сам был тяжело контужен.