Позавчера и послезавтра
Шрифт:
– А это - Дима и Римма!
– сказал Виктор Макарович.
И ткнул пальцем в солистов, стоявших с раскрытыми ртами впереди хора. В одном из них я сразу узнал Димулю.
Черный вихор не делал его лицо менее беззащитным и добрым.
– Дима и Римма... Римма и Дима!
– мечтательно произнес Виктор Макарович.
– Имена рифмовались... И пели дуэтом!
– Она в больнице, - растерянно и грустно сказал Димуля.
– Вот у нас с Володькой тут и творится...
Он продолжал что-то запихивать в ящик, что-то
Виктор Макарович резко повернулся и уставился на Димулю:
– Вы что... поженились?
– Семнадцать лет назад.
– И мне об этом не сообщили? И не зашли ни единого раза?! А ведь были любимчиками! Маргарита Васильевна обвиняла меня в предвзятости: "Нельзя отделять детей от детей! "
– Поэтому мы и стеснялись, - растерянно объяснил Димуля.
– Вы же предсказывали нам музыкальное будущее. А мы ничего этого... не оправдали. Я вообще с десятилеткой остался. А Римма кончила техникум. К тому же торговый... Сейчас Римма в больнице.
– Разве я вас за голоса ваши любил?
– задумчиво произнес Виктор Макарович.
– Дима и Римма... Значит, навсегда срифмовались? Сохранили дуэт! Я очень рад.
Он вдруг встрепенулся:
– Ты сказал, Римма в больнице? А что такое?
– Сердце у нее... Всю жизнь сердце.
– Да, да... Я помню. Она болела ангинами. Я все боялся за ее голос!
– Рожать ей нельзя было. А она родила.
– Мандолину?
– неожиданно спросил я.
Виктор Макарович взглянул на меня с изумлением.
– Это прозвище нашего сына, - объяснил Димуля. И успокоил меня: - Ничего, ничего... Ты его знаешь?
– Его знает весь дом, - сказал я.
– Но не весь дом его любит...
Димуля огорченно развел руками.
– Кто-то сказал: "Человек, который всем нравится, вызывает у меня подозрение!" - успокоил его Виктор Макарович.
– По-моему, неплохой мальчик... Как ты считаешь?
– обратился ко мне Димуля.
– Будущий виртуоз!
– уверенно сказал я.
– И до сих пор мы с ним незнакомы?!
– Виктор Макарович с укором взглянул на Диму и Римму, которые на фотографии пели под его управлением.
– Забыли меня. Совсем, значит, забыли...
Димулины руки прижались к груди.
– Мы?!
– Он обхватил руками свою круглую голову.
– Римма все время приводит вас в пример. И сыну и мне. А я привожу вас в пример ей и сыну.
– Представляю, как ваш сын меня ненавидит!
– Вас?! Да мы воспитываем его "по Виктору Макаровичу". Так Римма недавно сказала.
– И какой результат?
– Учится плохо.
– Вот те на!
– А в остальном я доволен. Добрый... Играет на мандолине. Мы его с младенчества музыке обучаем. Сами, домашними средствами... Ведь вы нам внушили, что музыка - радость, а иногда и спасение.
Виктор Макарович снова обратился к фотографии, висевшей
– Но почему же не привели его?
– Стыдились... В дневнике - тройка на тройке. С математикой очень не ладит.
– Я с ней тоже не ладил, - сказал Виктор Макарович.
– И я с ней не лажу!
– с гордостью сообщил я.
– Ты, оказывается, нас слушаешь?
– спохватился Виктор Макарович.
– Музыкант - это призвание. Он может, в конце концов, позволить себе... А "объявляла" должен успевать по всем дисциплинам.
– Мы ведь знаем, что с тройками в Дом культуры не полагается...
– грустно сказал Димуля.
– Всегда говорят: "Сначала - отметки, а потом уж кружки!"
– Может быть и наоборот... Не при Мишеньке будь сказано!
– возразил Виктор Макарович.
– Мы сходили к директору Дома. Так, для очистки совести...
– К Дирдому?
– воскликнул я.
– У него такое прозвище?
– почему-то обрадовался Димуля.
– Он нам решительно отказал.
– На каком основании?
– спросил Виктор Макарович.
– Мы, говорит, должны думать о репутации Дома культуры. О его лице!
– Тут бы вы ко мне и зашли!
– Постыдились мы... Подошли к Малому залу, в щелочку поглядели. Всё, как прежде... И Маргарита Васильевна за роялем. Римма заплакала - и пошли домой.
– Как же так? Как же так!
– допытывался Виктор Макарович у фотографии на стене.
– А через три дня Римма в больницу слегла. И это тоже на Володьку списали.
– Кто списал?
– Так получилось... Он двойку за контрольную по алгебре получил. Ну, Римма покричала на него. Как полагается... А слышимость у нас в доме прекрасная! Сосед один за стеной живет...
– Знаю его, - вставил я.
– Он на следующий день утром сказал: "Таких, как ваш сын, в газетах трудными детьми называют". А вечером с Риммой приступ случился... Не из-за Володьки, конечно. Но приписали ему! Он с сумками по двору идет, а ему вслед: "Сперва уложил, а теперь беспокоится!" Если что-нибудь случается, говорят: "Из компании Мандолины!" Разве он может отвечать за всех... которые вокруг него собираются?
Как-то обидно...
Когда мы вышли на улицу, Виктор Макарович попросил меня проводить его.
Но разговаривал он по дороге с самим собой. Часто останавливался, тер икры ног. Даже присаживался на скамейки.
И продолжал рассуждать:
– Удивительно! Постыдились... Будто я их в певцы готовил. Люди хорошие получились - и замечательно! Получились хорошие люди?
– Получились, - ответил я.
Но он задал, вопрос самому себе и на мой ответ не обратил никакого внимания.
– Человек с тройками не должен петь! Надо же до такого додуматься... Не справился с алгеброй - бросай мандолину. Где тут логика?