Позавчера и послезавтра
Шрифт:
– Нету логики, - тихо ответил я.
– И почему все думают, что я готовлю певцов? Гриша Дубовцев стал начальником конструкторского бюро, заслуженным деятелем науки. А сообщает об этом так, будто извиняется, что стал заслуженным деятелем, а не заслуженным артистом республики. Хотя один из моих учеников все-таки и в заслуженные артисты пробился... Горжусь!
Вдруг Виктор Макарович остановился и воскликнул:
– Прекрасно, Мишенька! Я знаю, что надо делать.
– Что?
– спросил я.
– Мы выпустим Володю
– Для Дирдома?
– И для него тоже! Представь себе... "Дунайские волны"! Или, допустим, гурилевский "Колокольчик"... Исполняют мандолина и хор... Великолепно! Ведь тембр мандолины, Мишенька, близок к детскому голосу. Особенно в среднем регистре. Та-ак...
– Виктор Макарович ничего не откладывал в долгий ящик.
– Вернемся обратно! И сообщим...
– Я могу сам зайти.
– Нет, я должен сделать официальное приглашение!
Мы побежали обратно.
Трудно было определить, кто готовится к отчетным концертам, - я или мама.
Мама вслух произносила фамилии композиторов и названия песен, стараясь подсказать мне, как они должны прозвучать со сцены.
Она заставляла меня по вечерам пить валерьянку, чтобы я хорошо спал и вообще привел в порядок свою нервную систему.
– Ни один годовой бухгалтерский отчет не стоил мне такого напряжения, как отчеты вашего хора!
– говорила мама. И тоже пила валерьянку.
О предстоящих концертах мама регулярно напоминала всем нашим знакомым. И если оказывалось, что кто-то болен или уезжает в командировку, она очень расстраивалась.
Возле телефона лежал разделенный надвое красной чертой лист бумаги. В одной графе значилось - "Дети", в другой - "Взрослые". Мама записывала имена всех, кого следовало пригласить на утренник и на вечерний концерт.
– Подведем баланс!
– заявляла она.
– Практически я включила всех!
А через минуту она бежала дополнять список новыми именами. Из-за этого маме приходилось то и дело обращаться к администратору Дома культуры, который распределял пригласительные билеты.
Собираясь наполовину заполнить зал своими знакомыми, мама тем не менее предупреждала:
– Не повторяй моих ошибок: не смотри в нашу сторону.
И вообще не вспоминай о том, что мы тебя слушаем. Сразу же возникнут натянутость и неестественность. А это практически все сводит на нет! Поверь моему опыту...
Мама часто перенимает у людей, которые ей нравятся, их любимые словечки и выражения. "Практически" - это было слово Лукьянова. Еще он любил говорить - "пройденный этап" и короткое слово "дело".
Я никогда не видел Лукьянова, но мне казалось, что я узнал бы его, даже встретив, где-то на улице. Особенно, если б это было поблизости от управления строительства, где Лукьянов работал. Я бы сразу понял, что
Повторяя за собеседником его последние слова, мама как бы обдумывает, верны они или нет, может ли она согласиться или должна возразить. С Лукьяновым мама порою вступала в решительный спор. И чем больше горячилась, тем чаще употребляла его словечки:
– Практически вы не правы! Если думать о пользе дела, мы должны...
Споры иногда заканчивались и маминой победой. Но она не ликовала по этому поводу: она уважала Лукьянова.
– Ну что ты волнуешься?
– сказал я маме в день первого отчетного концерта, на который были приглашены дети.
– Ведь я всего-навсего объявляю...
– Всего-навсего объявляешь?
– повторила мама.
– Нет уж! На этих концертах ты должен доказать всем и самому себе, что ты вовсе не "объявляла", что ты - артист!
Наверно, из-за того, что я должен был это доказать, мама и испытывала такое большое нервное напряжение.
– Особое внимание обрати на пересказ содержания песен, которые вы исполняете на иностранных языках - предупредила мама.
– Мы должны почувствовать, что с твоей помощью путешествуем по земному шару...
Путешествовать наша семья привыкла!
А папа волновался за Мандолину:
– Если будет провал...
– Виктор Макарович тоже за него беспокоится, - сказал я.
– Вы садитесь, пожалуйста, рядом с Димулей!
– Ты бы узнал все-таки его имя и отчество. Нам с мамой не очень удобно... Ведь мы с ним не пели в хоре!
Чтобы Володька не долго мучился, Виктор Макарович выпустил его в начале программы. "Дунайские волны" были нашим четвертым номером.
Я громко назвал Володьку "Владимиром" и "солистом".
Он вышел, сел, склонился над своей мандолиной, как над ребенком... И словно бы стал баюкать ее.
Как только я вернулся за кулисы, на меня налетел Дирдом. Каким образом он успел за две или три минуты добраться из ложи до меня - до сих пор понять не могу. Вид у Дирдома был такой, будто он только что выпил стакан рыбьего жира.
– Ему...
– он указал на Виктора Макаровича, который, казалось, плыл в этот момент по Дунаю.
– Ему я не могу сейчас высказать... Но у тебя же в руках программа, которая утверждена! Где тут "Дунайские волны"? Покажи мне...