Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

1937

СИВИЛЛА

Весь день молола нянька вздор, — Ребенку будет очень худо, Недаром с некоторых пор Ей снятся голоса «оттуда». И правда, в дом вошла беда — Ребенок умер от желтухи, Не глядя на ночь, господа Прогнали вещую старуху. Она простилась кое-как, Не причитала и не выла, В ночную стужу, в дождь и мрак Ушла косматая Сивилла. А ветер ей слепил глаза, Срывал со свистом покрывало — Как будто в мире бушевала Пророчеств тайная гроза.

1938

* * *

В

зеленом зареве листа, В губах, и в воздухе, и всюду Такая легкость разлита, Такое трепетное чудо! Струится золото и медь, Сияют розовые клены, — Так просто жить и умереть, Благословляя все законы. Осенний жар, осенний хлад Загаром обдувает щеки, — Каких потерь, каких наград Незабываемы уроки? И этот день, — не всё ль равно, Что будет к вечеру иль к ночи? Что не иссякло — то полно, А радость горя не короче.

1938

* * *

Бегу пустыней переулка И рассуждаю сам с собой, И, камнем отраженный гулко, Мой голос кажется трубой. — Ну, что же, наступили сроки? — Где эти ангелы твои? А ветер бороздит мне щеки Ожогом ледяной струи. И ангел бронзовый на башне, Обросший инеем и льдом, День этот, как и день вчерашний, Возносит в сумерки с трудом.

* * *

Недаром целый день вчера Снаряды падали так близко, И из-за черного бугра В тумане возникала вспышка. Враги сегодня тут как тут, Всё поле трупами пестреет, И через несколько минут Нас пулемет соседний сбреет. — Картечь, картечь! — Уже замки Дают отказ и заедают, Уже голодные штыки О чьем-то жребии гадают, — Но вдруг из ближнего леска Как будто холодком пахнуло, И чья-то чуждая рука Прикладом сломанным взмахнула, Кольцом торжественно блеснула, И грудь моя исподтишка Глотнула ветер — и вздохнула… Летит уланский эскадрон, Атака дочиста отбита, И, заглушая боль и стон, Смех обступил со всех сторон — И смерть до вечера забыта. Иду и воздух пью сосновый, Считаю листья на сучках, Лазурь томится в облаках Весной неповторимо-новой… Нет, сердце никогда не билось С такой блаженной полнотой, Мой прошлый день — лишь сон пустой, В нем смерть моя — еще не снилась.

1937

СТИХИ К ПУШКИНУ

1

Не спится мне. Не знаю почему — Лежу всю ночь и комкаю подушки, Всю ночь гляжу в изменчивую тьму, И вот — из тьмы ко мне приходит Пушкин. — Скакал всю ночь, цыганская судьба. Он бросил плащ и улыбнулся хмуро. — На сорок верст случайная изба, — Но даже в ней жандармы и цензура. О, легкий взлет горячечной мечты, — Мне сладостно в жестокой лихорадке Запоминать и смуглые черты, И разговор, текущий в беспорядке. — Берлин? Еще бы; так и в старину, — Российской музе странствовать не внове, — И я свершил прогулку не одну, — Был и Кавказ, и служба в Кишиневе. — Стучат часы. Бессонница и бред, Ползет рассвет, медлительный и скучный — Уж колокольчик замер однозвучный,

И в коридоре топает сосед.

2

Шарлоттенбург, Курфюрстендам, — не верю, — Я выдумал, проснусь и не пойму. — Спой песенку, задумчивая Мэри, Как пела Дженни другу своему. — Блестит асфальт. Бессонница как

птица, Во мглу витрин закинула крыло, — Вон, в зеркале, бледнеет и томится Еще одно поникшее чело. За ним — другой. Насмешливый повеса, Иль призрак ночи, иль убийца? Что ж, Когда поэт на Пушкина похож, То тень его похожа на Дантеса.

3

Немудрено. Ведь рифма не в фаворе, На почтовых и думай, и строчи — В фельдъегери поэта! Поскачи, — В Сибирь, к цыганам, к немцам, — что за горе? Так исстари. Такая участь наша, И умереть спокойно не дадут; Лет через сто — потомков правый суд, А в настоящем — ссылки да Наташа. Гони, ямщик. Добраться б до корчмы, Лучину вздуть и переправить строки. Уже метель запела о Пророке, И ветер жжет лобзанием Чумы.

4

Час замыслов. Работа бьет ключом. Час поздний муз. Скрипят тихонько двери. Косая тень склонилась над плечом, — Он снова здесь, задумчивый Сальери. Вошел — и замер. Чопорный сюртук Без пятнышка, перчатки без изъяна; В глазах — зима. Но в нервном взлете рук Вся музыка, все ритмы Дон Жуана. — — Поймете ль Вы? — О, знаю, он поймет, Но не простит. Плотней задернет шторы И с нежностью, с отчаяньем вольет В напиток мой последний дар Изоры.

5

Да, им легко. Одна забота — На сердце наложить печать, В минуту гнева промолчать, Друг в друге вызывать зевоту. Несложный круг, пустое дело, И даже солью клеветы Не сдобрить пресной пустоты, Что этим миром овладела. Но если изредка, случайно, К ним ветер гостя занесет, Чья речь звучит необычайно, Чей взор глядит с иных высот, Чей путь проходит стороною, Поближе к безднам и звездам, — Какая ненависть волною Вскипает по его следам! И если он слегка запнется, Смутится яростной молвой, — Какая буря пронесется Над обреченной головой! Поэт. Клонясь над водопадом, Не пей обманчивой струи, Но утоли змеиным ядом Уста засохшие твои. От колыбели до могилы К горчайшим ядам привыкай И всё, что лживым взорам мило, Правдивым взором не ласкай. Беги людей. Не их судьбою Живет твой одинокий стих; Лохмотья жалких риз твоих Пусть делят музы меж собою.

6

Гляжу на смуглые черты, На чуть приплюснутые губы — Быть может, север слишком грубо Не ценит южной красоты. О, как пленительно глядят Глаза из-под бровей широких, Какой живой и умный яд Обжег морщинистые щеки — Должно быть, правда, тяжело Стремиться к тропику родному, Склоняя жаркое чело Навстречу ветру ледяному. Любовь двойная жестока, Кто вынесет любовь двойную? Нева прекрасна, но близка, — Мечта творит Неву иную. Сердцам ленивым красота И не нужна, и не доступна, Затем — высокая мечта Всегда чужда, всегда преступна. Они дарят свою любовь Лишь мертвецам, и нет им дела, Что ими пролитая кровь Давно к любви их охладела. Всё те же мы. И так же лгут Уста холодные и злые, И так же мало сердце жгут Нам осуждения былые. Мы не прощаем, не простим, Нам ненавистен лик поэта, Мы из притворства погрустим, Но не опустим пистолета.