Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

* * *

На запад солнца иду в пустыне, Закатной ризой мой путь одет; Благословен ты всегда и ныне, Благословен ты, Вечерний свет. К тебе я жертвой иду вечерней, Душа молитвой опалена, — Даруй мне розы кровавых терний, Дозволь печали испить до дна. На месте казни еще так много Не освященных страданьем мест, — О, если б рядом с распятым Богом Собой заполнить вселенский крест! Но в час последний, но в час заката, Когда полнеба сгорит в огне, Пронзи мне сердце мечом возврата И дай на землю вернуться мне. Чтоб с новой скорбью в пески пустыни На опустевшей твоей земле Я мог

смиренно, всегда, как ныне, За тихим светом идти во мгле.

* * *

Быть может, мне завещаны печали, Быть может, мне завещаны грехи, — Зарю мою так горестно встречали Под окнами чужие петухи. Быть может, мне завещаны деянья, — Я помню ночь в грохочущем огне, И странное жестокое сиянье, И всадника на облачном коне. Быть может, я — лишь вестник чьей-то воли, Лишь отзвуком рожденный перезвон, Лишь пыль в луче, лишь терпкие мозоли На длани, сеющей Его закон. Не знаю я. Но, может быть, недаром Пути мои запутались в дыму, И жизнь моя отмечена пожаром, И мысль моя возносится к Нему.

* * *

Тебя я видел, но не помню, Быть может, ты — мой первый сон, — Но я в твою каменоломню Принес ославленный мой звон. Быть может, горные громады Ответят эхом на слова, И к новым песням водопада Твоя склонится синева. И станет правдой сон долины, — Восстанешь молнией в горах И жизнь вдохнешь в сосуд из глины Иль сокрушишь его во прах.

* * *

Я не верю, не верю, не верю! Ты не хочешь, не можешь помочь, — Ты смеешься за огненной дверью Над ушедшими в снежную ночь. Ты изверился в собственной власти Управлять мировым кораблем, — Ветры рвут оголенные снасти, Правят бездны разбитым рулем. И зачем ты слепишь мои очи Ледяными мечами зарниц? Есть в пространствах дороги короче, Чем дороги твоих колесниц. Я не верю, не верю, не верю! Пусть я в бездне седой потону, Но пылающим сердцем измерю Ледяную ее глубину.

* * *

Ты летишь к неживому созвездью, Где клубится предельная мгла, — И взывает архангельской медью Каждый взмах ледяного крыла. И повсюду, где вздетые руки Призывают покой на миры, Ты роняешь холодные звуки Равнодушной последней игры… Труби, труби! Ответные звучанья Мой черный плащ взметнули и сожгли… Труби, труби! Я плачу от молчанья Моей глухонемой земли.

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ

Вьюжной ночью, в вихре оргий, Сердце выкупав в вине, Взметом ввысь святой Георгий — Я — взвиваюсь на коне. Вольным летом конь крылатый Будит волны Бытия, А метель мне режет латы Блеском лунного копья. Словно искрой, кровью алой Опален мой путь во мгле, И от крови цветик малый Прорастает на земле. И из звезд, что вылетают Под ударом конских ног, Чьи-то руки мне сплетают, Как из терния, венок. Я спешу к вечерне звездной, Догоняю горний звон, — А за мною путь морозный Жаркой кровью окроплен.

II

ЛУННОЕ МОЛЕНИЕ

В небе заиграли лунные гусли, Засветилась, как новая колокольная вышка; Вышел послушать луну суслик, Выбежала посмотреть

на свет мышка. Смотрят и молчат. Молятся, как умеют — Богу ль, луне или темной норке, Или тем уголькам, что тлеют Не то в небе, не то на пригорке. Стали пусты совсем закрома и клети, Только ночью, вверху, рассыпаются зерна, — Hе подашь ли ты их, Тихий Свете, Тем, кто смотрит и ждет так покорно? А если чем они и согрешили — Прости их, неразумных и малых, За то, что нашли тебя в звездной пыли, И в луне, и в угольках алых.

У ВРАТ

Гряди. Закончено. Прими Голгофу снова. Невеста скорбная восстала ото сна. Дорога в терниях, — но нет пути иного, В сосуде кровь твоя — испей ее до дна. Вино отпенилось. Пшеница перезрела. Последний гвоздь забит прилежною рукой. Багровы облака. В полях царит покой. Кресты позорные ждут мук твоих и тела. Готово. В утренних туманах до рассвета Перекликаются протяжно петухи. Цветут шиповники. Свершается. И где-то Уже предчувствием объяты пастухи.

СТРУГИ ЗАКАТНЫЕ

Вздыхают коровы, думают думу коровью, В светлой печали молят о Божьем чуде, — А в небе солнце истекает кровью, Как отрубленная голова на голубом блюде. Словно ласковые цветы, столпились овечки Под мягкой грудью придорожной кручи, А в вечернем небе тонкие свечки Подпалили края у белоснежной тучи. Ах ты, край мой родной, родина моя Россия, Юродивая странница на стародревнем погосте, Уж придет он к тебе, хоть во сне, твой Мессия, Приголубит твои наболевшие кости. Поклонится он живой твоей ране, И расцветут просинью и багрянцем степи, Изойдут колокольным звоном, а в тумане Задрожат звезд золотые цепи. Истомили тебя перелетные вьюги, Иссекли твое сердце до крови снегами, А теперь из закатов Господние струги Выплывают, плывут облаком над лугами. Всё ярче у небесных петухов позолота, Все шире разлегается звездная дорога, — То, раскрываясь настежь, солнечные ворота Выпускают к тебе на землю Бога. А когда б и погасли над лесом сполохи Недорезанной предзакатной птицы, — На тех стругах доплывут до Христа твои вздохи, И самому Христу Русь приснится. Тогда сойдет Иисус с престола заревого, Тихонько придет на стародавнее кладбище И, чтоб не лишить тебя последнего крова, Станет таким же, как и ты, нищим. Рядом с тобою, в темном притворе Кладбищенской церкви будет долго молиться, И простится тебе многое за твое горе, А за грехи твои — и всё простится.

КРИНИЦА СВЕТЛАЯ

Есть там, на перекрестке, светлая криница, Полная до сруба ключевой воды; Я пойду к ней ночью, когда не спится, Когда куются помыслы из лунной руды. Сяду там под ветлами, что склонились низко, Припадают головами до самой земли, А над ними широкая синяя миска, А в ней плавают звезды, как золотые корабли. Я не знаю, говорил мне когда-то кто-то, Что у такой же криницы ты явился вдове, — Буду ждать, пока в небе не взойдет позолота И роса не рассыплется бисером по траве. Буду ждать, пока белые предутренние гуси Не выбегут облаком на небесный луг; Ты придешь ли ко мне, кроткий мой Иисусе, На заре напиться из моих рук? Ты приди ко мне странником, пастухом убогим, С порванной котомкой на согнутой спине, — Я омою слезами твои изрезанные ноги, Буду охранять тебя в твоем светлом сне. Заготовлю лучшие, самые душистые соты, Выпрошу у соседей сладкого вина, Приму, как утешение, тяготы и заботы — Вся душа моя, Кроткий, тебе видна. Я сижу на перекрестке у светлой криницы, Меж ключей купается луна на дне, По краям плещутся звездные плетеницы, А там Иисус плывет в голубом челне. На голове у него белые ромашки, Ласковый привет цветет на розах губ, — Да не дотянусь до его лунной рубашки Через осклизлый криничный сруб.