Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

*

Шли, спешили дорогой прохожие К той ли Проруби, в скит Святогор, Два святые угодники Божие — Сам Микола да воин Егор. У Миколы сосульки всю бороду Заковали в узор ледяной, А Егорий, что яблоко с холода, От мороза румяный, хмельной. Из далекого странствия долгого, Армяком заметая снега, Исходили всю землю, от Волхова До озер, где глядится тайга. Порыбачили лето на севере, Обновили сруба на Оке, Погрозили сердитому деверю На слободке в Великой Луке. Исполняя заветы Господние, Крыли тесом, строгали и жгли; По Уфе, где река мелководнее, С мужиком захмелевшим плыли. Много сделали руки умелые, Ворочаться пора в Святогор; А навстречу им голуби белые Пролетают, ведут разговор. Как услышал Егорий воинственный — Возгорелся в груди его гнев… А над зорями вечер таинственный Довершал многозвездный посев. А под зорями, ризами снежными, Как парчой голубой, убрана, Источалась сияньями нежными Неоглядная та сторона. Да курился, кудрявее ладана, На восковых сугробах закат, Закровавив нежданно-негаданно Вежи скитских трехъярусных врат. «Да не быть по сему, неразумные!» — Звонко воин Егор возопил, И в ответ ему отклики шумные С плачем встали из снежных могил. «Для того ль мы ту землю лелеяли, Распахали

с трудом целину, Чтоб Сыновние кости засеяли Восприявшую Духа страну? Для чего, по какому писанию Вы тельца обрекаете вновь? Для разбойного ли целования Предаете Сыновнюю кровь?» Отцветали на вежах цветения Копьеносной вечерней зари; И взыграли от вьюжного пения На церквах голоса — звонари…

*

Отзывается с ласкою в голосе Всех-Заступник, суровый с лица: «Ой, Егор, не о каждом ли волосе Попечение Духа-Отца? Не греши: схорони же ненужное Ты свое золотое копье… Эк гульнуло смятение вьюжное, Ни за что перемерзнет зверье!» И повышли тут волки бездомные, На слова те, из дебрей-лесов; Собиралися рати огромные Худошерстых заморенных псов. С перебитыми лапами гнойными, Без ушей, голося и скуля, Выходили рядами нестройными Из вертепов к скиту на поля. Притащилась телушка безрогая, Обомшелый невидящий кот, Вол-печальник, овечка убогая — Всякий Божий обиженный скот. Загорелись зелеными свечками В помутнелых просторах зрачки, И двумя золотыми колечками Над святыми сплелись светляки. В тьму ночную, в метелицу серую, По бокам, впереди, позади, Покатилось: «о, Господи, верую, Пожалей, отпусти и гряди! Укажи нам дорогу спасения — Что ни шаг, то тяжеле наш путь; В светлый час торжества воскресения Не покинь свою тварь, не забудь. И не бойся земного страдания: В день великий венца и креста Мы омоем слезами рыдания Распаленные жаждой уста. Мы повынем колючки терновые, Чисто вылижем стрелы заноз И могилы голгофские новые Оплетем благовонием роз. Выходи же — дождями кровавыми Разгуляйся в засушные дни; Стужу зимнюю, темень — забавами Звонкогудых пожарищ пугни». Приутихла тут вьюга-метелица; Светел месяц окно прорубал, Звезды по небу тропами стелются; Божий воин Егор замолчал. И неслышному зову внимаючи, Примечая невидимый свет, Отвечал им Микола, рыдаючи: «Верьте, детушки, верьте: грядет! Ибо нету такого моления, Нет такого страданья и зла, Для которых бы кровь искупления Из Исусовых ран не текла». И сказал, обращаясь к Воителю: «Ой, сдается мне что-то, Егор, Что мы рано взалкали обители, — Не пора нам, сынок, в Святогор. Нерадивые мы огородники: Кто досмотрит без нас огород?»… И свернули святые угодники, Удалились от скитских ворот. Воротились, гонимые вьюгою, В те края, к тем ли Божьим углам, Где поникли леса над Ветлугою, Где в тумане почил Валаам. В край, где хмурятся избы горелые, Да вразброд голосят петухи, Да летают три голубя белые, Отпуская заране грехи.

ЗВЕЗДНОЙ ТРОПОЙ

Распятие, Воскресение, Вознесение

Всякая жертва солью осолится.

Марк IХ, 49

I

О, мои сестры, Глядите, Как оскалились остро Холодные копья! Идите, идите, Заполняйте собою вертепы и площади… Уже падают снежные хлопья С раскаленного неба; Затрепетала земля, не смея заплакать от боли По тебе, Господи! Никнут в поле Колосья ненужного хлеба. Сестры мои! Идите в притоны, Разбросайте свое целомудрие По грязным канавам: Разве можно принять Те стоны? Отдайтесь греховным забавам И разврату, Продавайте себя отцу и брату, Примите бремя кровосмешения И навсегда позабудьте дорогу К обетованному. Разве посмеете вы покупать спасение Смертью Бога? Откажитесь же от воскресения, От чуда, И, чтоб не свершить горшего преступления, Погрузитесь в зловоние блуда. И чем страшнее будет ваша жертва, Чем безутешнее будут ваши страдания, — Тем скорее он встанет из мертвых, Чтоб освятить ваши поругания, Чтоб вознесть ваш добровольный отказ К самому сердцу престола. И скажет он: «Се — Аз, И се — мои раны, Мой стон. Возлюбили меня больше спасения, — Как оставлю их в их печали?» Братья мои! Что предсмертные взоры его тревожите Верою? Воздайте ему тою же мерою: Распинайтесь, как можете — Сердцем, телом, душою и холодом стали. Выньте свои мечи И стрелы; Разите своих детей, Матерей, Отыщите пределы Последних страстей… Уже меркнут лучи над его головою, Глубже впиваются тернии; Сгущаются тени вечерние, И средь звериного воя Опускается ночь… Бойтесь, чтобы кресты не остались пустыми! О, отчего среди вас Посмел Лишь один быть Иудой? О, отчего из бесчисленных тел Только одно приютила смоковница, А прочие — ждут чуда? Да! Исполнится! Он воскреснет, придет для Фомы, И принесет убоявшимся тьмы Свет, — И земля не ослепнет от горя, не станет немой от стыда, Нет! Вы пойдете за светлою тенью Туда, Где ни печали, ни тленья; Вы обретете свой смех И будете радостно петь, что души вашей грех не коснулся, Ужас и грех!.. Тише! Он, кажется, снова проснулся; Он еще жив… Тише… Он смотрит, как плачут в колосьях маленькие мыши… Тише! Он слушает шорох вздыхающих нив… Тише, о, тише! Он умер.

II

Мария, Мария, Раскаявшаяся блудница, Перестань рыдать, биться о камень головою. Иди, возвести его мать, Что в смертельной тоске томится, Иди, возвести, что воскреснет Мессия. Возвести, Что от розовой кашки, От колокольцев лиловых, От смешливого хмеля и ласкового повоя Заблагоухали пути, Как райские тропы. Распусти свои светлые косы Вдоль белой рубашки; Из молоденьких веток сосновых Сплети Вечно зеленый венок, Что никогда не увянет. Принеси полевые цветы И травы И сложи их у стареньких ног Той, чей сын осужден за преступленье Варравы. Отойди от могильной плиты, Не мешай воскресенью. И не предавай проклятию Ты, неутешная, Того, кто помог свершиться распятию, А потому и воскресению, — Разве можешь ты знать все пути к спасению И все тайны безгрешного? И не тебя ли, Кого звали блудницей и прелестницей, Кого человеческие похоти Трижды распяли На всех перекрестках, Избрал он радостной вестницей? И не ты ли, В чье лоно стекалось потоком Для непотребства и смерти Семя, таящее плоти возможных святых и пророков, Ныне — устами, закаленными в горниле пороков, Целуешь края небесной тверди? Не тебя ли омыли Слезы его смертного плача? А теперь ты стала его невестой, Самой прекрасной И девственной, И им воскресла. О, скольких мужей и любовников Обнаженных Качали твои голые чресла? А он знал ложе только из терновников И поцелуи Одних прокаженных. Приготовься петь аллилуйя, Закажи колокольные звоны, Заготовь песни, Слова И амвоны И радость святого «воскресни!» И никого не кляни В эти Миги, Потому

что они Все его дети, И нужны, да, нужны кресты и вериги. И к чему Девственность чистых, Если ему Не пожертвуют ею? И к чему вся Галилея, Если б он был не нужен? Палач и жертва — Два конца одного начертанья, И как бы воскрес он из мертвых, Если б не было Самого умиранья И смерти? Не дерзай, не дерзай, о, Мария! Быть свидетельницей Чуда; Пусть довершит один Мессия То, что свершил Иуда По его повеленью. О, скорее, скорее! Подымайся, Не медли: Уже светятся раны Назорея, И земля приготовилась крикнуть осанну. Мария, Мария, Раскаявшаяся блудница, Разве ты не видишь, Что готова раскрыться гробница, Что развязались петли На саване? Вот уже светлые тени пришли, Стали у входа; Скоро все корабли Соберутся в заветные гавани, И небо закровавится кровью восхода, И задрожат все складки земли. Оботри же свое лицо, Надень лучшие одежды, Заготовь пасхальное яйцо, Ибо готовы Разомкнуться его вежды И дать миру свет новый. Иди же, скажи Всем плачущим, скорбным и ждущим: «Братья, Верьте!» И научи их точить ножи Во имя грядущих. Но поспеши, поспеши, О, Мария, возлюбленная ученица! Ибо вызрело солнце в тиши Гробницы; Довершилось зачатье, И пора всем узнать и склониться.

III

Дети! Скоро своими очами Увидите сердце надзвездного света: За то, что в смиреньи так долго Были вы палачами, Он удостоил вас жертвою стать. Радуйся, мать! Твой ребенок с тобой вознесется. Красными пальцами жарко коснется Огонь Пятен позора И засмеется в слезах просветленного взора. Собирайте сухие поленья, Пусть загудит красноперый костер, Пусть разовьет свои звенья В длинную цепь до небес… Нож был остер, Раны дрожали от боли, — он умер, он снова воскрес. Ломайте заборы, Собирайте солому, Всё, что горит; Расставляйте дозоры, Не подпускайте еще недостойных к заветному дому, В этот огненный час! Только теперь Можно позволить запретное пение. Все ли готовы принять вознесение? Так разрешите сердца: Во имя Духа, Сына, Отца — Верь! Кланяйся, кланяйся чаше, Этой Господней ране! Дети, омоемся в огненной бане, Чтоб убелиться краше Горних снегов, Чтоб не заследить небесных лугов. Звездной тропою войдем в золотые врата И предстанем Пред ликом Христа; Принесем ему свои ножи, Что проржавели от крови во имя его… Там нас встретят святые мужи. Станем, Скажем, Покажем, И нам позавидуют серафимы И херувимы, И все бесплотные духи. Потому что, Братья, Он приходил для распятья, И Иуда предал его на муки, А мы Пригвоздили его руки. Иуде Любовь Отдали; Отреклись от того, Кого Так долго алкали. Взяли На себя Самое тяжкое бремя: Любя, Убили, — А теперь настало время. Радуйтесь! Не мы ли Самую черную работу Исполнили? Дали кресту позолоту? Господи, Господи! Дали ранам его благовонный янтарь, Шипы превратили в розы, Освежили засохшие лозы, Мы! А теперь приемлем великую гарь! Господи, Господи… Не достойными дыханья чумы Устами Будем целовать его ноги; Прикасаться к телу самого Бога! О, Господи, Господи! За что благословил нас убогих Лучшими твоими крестами?

1921

ПОЛЫНЬ-ГОРОД

Через степи, от моря до моря, Меж метелок сухих ковыля, Разметалась, хмельная от горя, Святорусская тая земля. А над нею, до утра, зарницы, Окликая поля да леса, Полыхают, как вещие птицы, Зазывают зарю в небеса.

*

Есть бревенчатый город, где княжит Век за веком Червонный Петух; Там куренья кадильные вяжет Горь-полынный занозистый дух. Городские замшелые вежи Опрокинулись в речку Горынь; А ведут к нему тропы медвежьи, А зовется тот город — Полынь. Лишь замесит к заутрени солнце Золотистое тесто в деже, Лишь опара созреет на донце, — Красный Певень встает на меже. Забирается выше и круче, Бьет в зарю звонкогудым крылом, Гасит кровью сполошные тучи, Высылает окрест бурелом. И взлетают тесовые крыши Прокаленных дотла теремов, И взмывает всё круче и выше Петушиный заливчатый зов.

*

Выбегает Звонарь на звонницу, Бьет в набухший от меди набат: «Кто там ловит Червонную Птицу По верхам свеченосных палат? Кто там рвет переметные звенья На моих жаровых куполах? — От того петушиного пенья Разлегается по небу шлях. От того петушиного крика Мимо солнечной зыбкой дежи Добегут до Господнего лика Перевитые дымом межи. Говорю вам: недаром так долго Я пускал Петуха на зарю — Я из пламени новую Волгу В надзакатных полях сотворю. Из пожарного звонкого злата Отолью парома-корабли, Чтоб на них вы еще до заката К Святодуху причалить могли. Не гасите же стона и гуда, Говорю тебе: дочиста сгинь И воскресни глашатаем чуда, Мною избранный город Полынь!» Закрутилась тут в пляске великой Ненасыть седокосая Гарь; И спустился, сошел огнеликий Со звонницы на землю Звонарь.

*

На Полынь-город молния пала, Запалила с востока врата, И сбежались от стара до мала Горожане на голос Христа. Красный Певень играет и скачет, Призывает к небесным тропам, А Полынь-город стелется, плачет, Припадает к Христовым стопам: «Ты не жги наши белые вежи, Золоты купола не круши, — Не замрежить в червонные мрежи Опоенной полынью души. Опояшет ли звезды тугая Опояска из речки Горынь? Да и есть ли такая другая? Пожалей, Иисусе, остынь. Скинь прохлады студеные ризы На того своего Петуха, Что срывается, пламенно-сизый, Острым клювом кровавить верха. Мы и тут твои верные дети — Сколько храмов тебе возвели, — Не губи же палаты и клети Святорусской убогой земли!» И выходит Звонарь на звонницу, Простирает в просторы ладонь; Призывает Червонную Птицу Заклевать красноперый огонь. И опали крылатые цепи; Певень облаком сгинул рудым; Заревые ковыльные степи Перевил, словно ладаном, дым. Заблистали сквозь дым златоглавы, Выгнал звездное стадо пастух… — Возлюбившим страдания — слава; Возлюбившим любовь — Святодух.

1922

КАМЕННАЯ ЛЮБОВЬ

М. К.

* * *

Не кровь моя, а древняя смола, А черный мед, до боли вздувший жилы, — Ты лучшего напитка не пила, В тысячелетиях такого не любила. И кто сказал, что пройдены пути, И кто солгал, что сердце знает сроки? Сквозь мускулы врастают до кости Любовные тяжелые уроки. И нам ли знать начала и концы, Когда вино и желчь — одно и то же, Как свежесть губ и терпкие рубцы На выжженной любовным зноем коже.