Поздний подарок
Шрифт:
Костя поднял руку, улыбаясь, требуя слово.
– И думаешь, у тебя это получится?
– Думаю, да, потому что другого не хочу. – Ванька держался рукой за челюсть, которая заныла от долгого разговора.
Вечером пришёл Иван Иваныч и, громко позвал Ваньку к столу. Но Ванька не пошёл на общий ужин, сославшись на сильную головную боль.
* * *
Проснулся Ванька поздно, Кости в комнате уже не было. На столе записка: «Диски в шкафу, любуйся жизнью, недоступной тебе». Записка покоробила, но время скоротать как-то надо. Открыв шкаф, он читал названия и откладывал диски. Что
«Вот это да! Что это такое, и кому принадлежит? – неприятное чувство колыхнулось в груди, словно в вонючее болото залез. – Господи, как же всё это противно.»
Он пошёл на кухню, откуда доносилась негромкая музыка. Оказалось, Татьяна Александровна мыла посуду.
– Доброе утро, больной. Что, настолько всё серьёзно, даже вчера выйти не смог? – она села на стул, вытянула ноги в чулках и закурила. Ванька стоял в кухонном проеме.
– Да, но сейчас легче. – Он неотрывно смотрел на толстую струю воды из крана. Она заметила этот взгляд и выжидающе молчала.
– А куда вода убегает?
– Вода, гм, не знаю, наверное, в выгребные ямы какие-то или в канализацию.
– Как это? А почему вы краны не закрываете?
– Да я, мальчик мой, плачу за воду, и к тому же река наша такая огромная, и моя струйка в ней, как капля в море…
– Но ведь в городе миллион человек и если половина не закрывают краны – это же какая масса воды?!
Ванька закрыл воду и стоял, опустив голову, покрасневший и взволнованный.
– Знаешь что, юноша впечатлительный. Это ты сначала такой скромный, добрый и обязательный. Посмотрим, что с тобой через годик будет. Пожалуй, своего не упустишь, будешь рвать и метать. Это тебе здесь, а не там. Здесь тебя жизнь заставит, а если нет – затопчут тебя люди и обстоятельства, запомни это, если хочешь хорошо здесь устроиться.
– Да не хочу я жить в этом вашем городе и никогда не хотел! А если вам нравится, оставайтесь с Богом, процветайте. Только однажды выбраться уже, наверное, не сможете из этой вашей любимой – ямы… Простите, если что.
Ванька заскочил в комнату, схватил свой рюкзак и, уже открывая входную дверь, услышал за спиной повелительно:
– Стой!
Он остановился, резко развернулся, готовый отстаивать свое право на уход. Татьяна Александровна стояла в двух шагах от него, плавно покачиваясь на носках, скрестив на груди руки, увешанные дорогими тонкими браслетами, спокойно улыбаясь.
– Послушай меня, гордый сын воли. Я тоже уходила, уходила уставшая и разбитая городом, уходила больная от его суеты и проклинающая его, уходила одинокая из толпы людей. Мне казалось, что я ненавижу его, и так оно, скорее всего, было. В довершение всего, меня никто не понимал, даже муж. Уходила и… возвращалась, благодарная Ивану за то, что он меня не останавливал. Так что иди, только деньги вот возьми, без денег не попадёшь домой.
Ванька растерянно, молча
P.S.
Толпы народа. Автобус до вокзала, касса – наконец билет куплен. Но билет на 20:00, а что делать целый день? Вышел из вокзала и, поддавшись интуиции, просто пошёл мимо домов, через дороги и потоки машин. И даже не удивился, придя на берег реки. Но это была не та река, к которой он привык у себя в тайге.
Серо-зелёная масса, жирно мерцающая бензиновыми разводами, заплёванная окурками, закиданная бумагой и целлофаном, вспухающая у берега ядовитой жёлтой пеной – это была не река, а именно та канализация, куда стекали все городские нечистоты. По крайней мере, так ему показалось на первый взгляд.
Ванька, человек, который стеснялся даже плюнуть в реку, смотрел вокруг и испытывал такие ужас и боль, какие не испытывал никогда в жизни. Словно кто-то очень родной ему попал в ужасную беду и решается вопрос: жить или нет, а он не знал, как помочь…
– Зачем я пришёл сюда? – загипнотизированно смотрел на зацепившиеся за торчащую корягу целлофановые пакеты, словно пытающиеся плыть против грязного течения, – лучше бы спокойно сидел на стульчике в зале ожидания…
Ванька развернулся и, ускоряя шаг, пошёл обратно в город.
– Нет, нет, есть ещё места, где я нужен и где ещё могу, наверное, помочь, не допустить такой беды.
На кордон Ванька пришёл вечером следующего дня. Тёплый вечер начала июня до липкого разморил огромные высокие кедры, не такие монументальные, лохматые сосны и тёмные пикообразные ёлки. Всё это, знакомое с детства величие и устоявшееся годами спокойствие, до восторга захватило его, заболевшую в городе, душу. Он, словно маленький, сорвался с места, перескакивая от одного знакомого дерева к другому, обнимая их стволы, как добрых друзей, и разговаривая с ними, забыв о стягивающих челюсть резинках. Вбежав в окормлённую обвисшими сосновыми прожилинами ограду, Ванька растерянно остановился около дома. Тяжёлая деревянная входная дверь была подоткнута массивной, потемневшей от времени палкой, заменяющей замок. Родителей не было дома, и парень, бросив на крыльцо рюкзак, побежал к загону…
…Губан его словно ждал! Его большая угловатая голова была повёрнута к Ваньке. Увидев его, лосёнок смешно и коряво заскакал навстречу. Растроганный Ванька не остерегаясь, обхватил его голову и прижавшись к ней лицом зашептал в ухо другу:
– Ну, что ты, губоротый? Думал, что уйду я от вас, да? Как бы не так! Нет на земле места, роднее этого и нет его дороже! И пускай они там, как могут, – он заглянул стригущему ушами лосёнку в глаза, увидев в них своё отражение, – а мы здесь будем, как надо!
Губан положил свою тяжёлую морду ему на плечо, поверив Ваньке и согласившись с ним!
10.03.2009 г.
Старики
У деда Прони захворала бабка! Сухая и скорая на подъём, работящая, добрая, некрикливая, всегда встающая раньше него, вдруг, раз! – и не поднялась утром. Он вначале даже не заметил, по привычке быстро одевшись и выскочив до «ветру», но, когда «управившись», зашёл домой, то, чу: что-то не так! Спали они уже лет двадцать порознь – как он говорил: «Уже не помню, когда!» Дед, любитель тепла, устраивался на печке, бабка, не любящая духоты – в дальней тёмной комнате. Как она умудрялась вставать до зари, он не понимал, ведь там не было окон, и «ночь» длилась сутки. Наверное, по природному чутью или внутренним часам, по науке.