Шрифт:
Яма
– Да, город – это яма. Угодивший туда выбраться из неё уже не может и, чаще всего, не хочет. – Это говорил Иван Иваныч, главный из четверых охотников, ехавших домой из тайги. Говорил он, как бы всем, но упор делал на семнадцатилетнего парня, своего тёзку, Ваньку, которого взяли с собой в город в больницу. Ваньку лягнул любимец, маленький лосёнок Губан, которого они с батей нашли около погибшей от пули браконьера матери-лосихи.
Лосёнок уже почти месяц
– Да пускай, с нас не убудет. Устрою его в больницу, подлечим, а пока то да сё, у меня пускай поживёт, с сыном моим познакомится, – громко говорил директор чего-то там, Иван Иванович. Был он огромен, смешлив и говорлив. Остальные были, наверное, рангом ниже, больше молчали, меньше пили, но охотились азартно, не жалея сил. Через сутки, находившись по тайге, напарившись вечером в бане, напившись батиной самогонки, охотники тронулись домой, забрав Ваньку с большим рюкзаком подарков в город. Думали поспать, но дорога была из разряда «никаких», поэтому Иван Иваныч громко разговаривал.
– Вот взять мою жену. Привёз её тридцать лет назад маленькой, худенькой, всего боялась. Дали нам комнату в общаге, так она варить выходила по ночам. Понимаешь ли, смотрят на неё. Про ванну и туалет вообще молчу – заставляла охранять, представляешь? И шёл ведь с ней, и стоял под дверью. Ладно, в туалет быстро, а когда в ванну ходила, полчаса стоял и разговаривал с нею через дверь, чтоб знала – не убежал. – Он громко, в голос, смеялся, широко открывая рот и по-хозяйски хлопая себя по коленям.
– А теперь? Теперь ты её из города никакими силами не вытащишь. На даче и то заставила туалет сделать и ванну. И хотя сделали, мне не трудно, —
он хитро подмигнул Ваньке, – но дачный «комфорт» неудобств – пропадает. Так я себе в конце участка за деревцами простой туалет сколотил, с выгребной ямой. Так веришь-нет, как мне там хорошо думается, – он опять хохотал, заражая всех весельем, – только вот тяжёл стал, долго на корточках уже не могу…
Ваньке тоже было смешно, но смеяться он не мог из-за дикой боли в челюсти. Поэтому, зажав её руками, старался сдерживаться. Почти через сутки въехали в город.
* * *
Иван Иваныч был явно человек слова. Ещё на окраине он позвонил кому-то и, ласково называя абонента «милая Аллочка», рассказал про Ваньку. Что отвечала Аллочка, Ванька не слышал, но, никуда не заезжая, приехали в больницу. Тут Ванька испытал то, что испытывала, наверное, жена Иван Иваныча.
Вокруг столько людей – чистенькие и ухоженные. Женщины и девушки в халатах, милые, улыбчивые, красивые… И тут он, в своей защитной куртке, в солдатских крепких ботинках и старых джинсах. Да ещё с кривой опухшей рожей…
Но боль не давала шанса на отступление. Его позвали в чистый белый кабинет. Молоденькая медсестра дала ему стакан с зелёной жидкостью и попросила тщательно прополоскать рот.
«Вовремя», – подумал Ванька, ведь рот он давно не чистил, так как не мог в него засунуть зубную щётку. Затем его посадили в удобное кресло, которое опустилось, как кровать. Вошёл молодой врач с закатанными рукавами, ополоснул руки, сел около его головы.
– Ну-с, слушаю!
– Что? – не понял Ванька.
– Что случилось, рассказывай.
– Лось лягнул, точнее, лосёнок, а я нагнулся неудачно, вот и получилось, – Ванька застеснялся.
– В милицию заявил? – врач аккуратно, пальцами, полез в рот.
– На кого? – Ванька вытаращенными, слезящимися от боли глазами смотрел на маску, прикрывающую рот врача.
– Ну, на Лося этого. Это ведь чья-то кличка, я правильно понял?
– Нет, это правда, лось, а кличка у него Губан. Он ещё маленький, совсем ребёнок.
Врач встал.
– Ну, не знаю, ребёнок это или нет, но выбил он тебе два зуба, третий сломал и челюсть у тебя сломана. – Он помыл руки, вытер их белым полотенцем и снял маску. – А Лося этого зря боишься. Думаю, милиция тебе поможет…
Но тут подошла медсестра и что-то тихо сказала ему. Врач засмеялся.
– А, вон оно что, а я думаю, что за лось? В общем, определяйте его в палату, все анализы, и завтра операция.
Ванька растерялся. Но когда вышли, их встретил Иван Иваныч.
– Не дрейфь, Ванёк! Операцию сделают, а жить будешь у меня, в комфорте и удобстве. Хата у нас большая, живём втроём. В общем, поехали. Мне врачи позвонят, машину за тобой вышлю. Всё.
Ванька, обалдевший от всего, а более от людей, которых уже увидел больше, чем за всю прошедшую жизнь, только мотал головой, соглашаясь со всем.
Больница поглотила его сразу всего, сделав слабым и поддающимся всему, что бы с ним ни делали. И вечером, улёгшись наконец на кровать, он был доволен, что всё пока кончилось, хотя голоден был, как медведь весной…
Неожиданно приснился сон – воспоминание.
…Года два назад, весной, они зашли с батей далеко в тайгу проверить медвежьи лёжки. Шли тихо, и когда невдалеке раздался медвежий рёв, Ванька схватился за приклад своего «зауэра». Но отец приложил палец к губам и рукой стал показывать в сторону большой поляны. Ванька присмотрелся и среди кустов и осевшего от тепла снега увидел худого, облезлого медведя. Медведь встал перед сосной на задние лапы и, рыча, резко сгибался, обдирая с сосны кору. Некоторое время его не было видно, потом он опять вытягивался во весь рост перед сосной и опять рыча и обдирая дерево, сгибался.