Пожиратели плоти

Локнит Олаф Бьорн

Эти слова заставили Вайда вспомнить о Конане, и он решил, что настало самое время попросить за своих друзей.

– Могу ли я обратиться с просьбой к моим уважаемым хозяевам? – сказал Вайд, невольно подражая вежливой манере змееногих. – Мои спутники, конечно, не столь образованы и учтивы, как должно, но я бы не хотел, чтобы с ними плохо обращались. Если они вновь поступят в мое распоряжение – я обещаю, что они будут вести себя подобающим образом.

– Скоро ты увидишься с ними, – с непонятной холодной улыбкой ответил Ароаб. Обрадованный обещанием, Вайд осмелился перейти к главной просьбе:

– Простите мою дерзость, благородные Ароаб и Одемиш, но позволено ли будет мне осмотреть храм Сета, что напротив вашего дворца? Как любой маг, я не устаю искать

знаний и, думаю, в этом величественном сооружении я смогу найти ответы на многие вопросы…

– Завтра ты побываешь внутри храма, чужестранец, – заговорила Одемиш, и Вайд с удивлением услышал в ее звучном голосе оттенок злорадства. – Ты и твои спутники. Вы удостоитесь чести увидеть великий храм Змея изнутри – прежде, чем вас принесут в жертву Вечному Повелителю.

Ошеломленный Вайд растерянно заморгал, не зная, как воспринимать слова Одемиш. Пока до него доходило, что это не местная шутка, женщина снова заговорила, на этот раз без тени былой любезности:

– Мой муж уже поблагодарил тебя за поучительную беседу, Вайд из Зингары. Она лишь подтвердила слова Вечного Повелителя о том, что мы не должны доверять двуногим. Люди по природе своей лживы, коварны и жестоки. Я не знаю, зачем ты прибыл в наш мир и как заполучил кольцо Змея, но ты не тот, за кого пытался выдать себя. По счастью, ты сам разрушил сеть собственной лжи, – женщина неприязненно взглянула на Вайда, и он поразился, как такое красивое лицо может исказить гримаса подобного отвращения. – Ты решил, что эта змейка – атрибут Сета. А между тем она – символ предательства и двурушничества. Среди созданий Повелителя лишь она одна осмелилась пойти против своего господина, за что была проклята и лишена ядовитых зубов. Эту легенду знает любой служка при храме Змея даже в вашей Стигии. Если бы ты действительно принадлежал к Посвященным, ты поступил бы так, – с этими словами Одемиш подняла с пола змейку и хладнокровно переломила ей хребет, брезгливо отбросив останки.

Вайд едва не застонал, поняв всю бездну своей глупости и самонадеянности. Желтоспинка – «Сетов Гнев»… О боги, почему же он сам не догадался?! Споткнуться на подобной мелочи было просто позорно…

Этими мыслями и затопившим его чувством отвращения к самому себе Вайд продолжал терзаться, пока стражники-змееногие тащили его по коридорам, уводящим куда-то вниз, открывали бесчисленное количество дверей и, наконец, втолкнули в мрачную, сырую темницу, где уже находились его товарищи, и куда за своим другом влетел и маленький демон.

– А-а, наш маг пожаловал! – нелюбезно заметил Конан, приподнимаясь с голого каменного пола. – Что, поссорился со своими хвостатыми друзьями, начав ухлестывать на пирушке за женой главного змееногого?

– А ты неплохо смотришься – в халате и сапогах, – поддержал короля Ларго. – Думаю, жена змееногого была в восторге.

– Я хлопочу изо всех сил, чтобы их выпустили отсюда – и никакой благодарности! – вздохнул Вайд, ежась от холодной сырости подземелья.

– А мы вот о тебе совсем не хлопотали – а ты все равно здесь, – хмыкнул Конан уже более дружелюбно, наслаждаясь нелепым видом своего бывшего юнги.

– Тебе удалось что-нибудь узнать, Вайд? – встревоженно спросил Ольтен. – Что они собираются с нами делать?

– Они собираются принести нас в жертву Сету в своем храме, – мрачно ответил Вайд, поплотнее заворачиваясь в халат. Ларго и Ольтен переглянулись, Чепозус нахмурился, а Шеки в растерянности приоткрыл рот.

– Хорошей новости я от тебя и не ожидал, Крысенок, – заметил Конан. – Ты просто ходячий символ неудачи.

«Завтра, – подумал Вайд. – Завтра все решится. Быть может, ты ошибаешься, капитан, и Крысенок наконец принесет вам удачу.»

* * *

Змееногие начали церемонию жертвоприношения вместе с заходом солнца, когда на небе показалась первая из лун. Площадь перед храмом была полна народу, но в сам храм пускали лишь избранных. Вайда и его товарищей провели через молчаливую толпу, терпеливо ожидающую

начала действа, и через высокий полукруглый проход они вошли в величественное сооружение. Пройдя мимо огромных каменных животных с телом льва и головой змеи, словно охраняющих вход, пленники очутились в лабиринте, уходящем куда-то вглубь храма. Здесь их ждали жрецы в длинных хламидах и высоких головных уборах. Золотые маски, закрывающие их лица, бесстрастно блестели в свете факелов. Стражники, сопровождавшие пленников, с поклоном удалились, и людей окружили служители Змея, которые повели их дальше через лабиринт. Горящие кое-где светильники выхватывали из темноты то искаженное нечеловеческой мукой женское лицо, то свившихся в брачном танце змей, то пожирающих ребенка гигантских ящериц, то цветок с лепестками из человеческих внутренностей… Подобные статуи встречались почти на каждом повороте извилистого коридора.

Пройдя лабиринт, пленники и жрецы начали подниматься по выглядевшей бесконечной витой лестнице с узкими истертыми ступенями. Казалось, что они доберутся прямиком до луны – но лестница вывела их в огромный зал, расположенный, как понял Вайд, в голове гигантской каменной кобры. В дальней части зала, через открытую пасть чудовища было видно темнеющее на глазах небо, на котором уже проблескивали первые звезды, и белый диск поднимающейся над городом луны. Площадь внизу казалась отражением неба, усеянная, словно звездами, далекими огоньками факелов.

Пленников привязали к каменным столбам, расположенным полукругом в центре зала, а Тао жрецы, сочтя безобидным созданием, просто посадили на веревку, точно обыкновенную собаку. Вайд увидел замерших вдоль стен зрителей, принадлежавших, судя по тонкости черт и богатой одежде, к местной знати. Молодой кордавец встретился взглядом с Одемиш, держащей в руках ярко-алый цветок – и содрогнулся от холодной жестокости, которой было проникнуто ее прекрасное лицо.

Жрецы в масках расположились за столбами с привязанными к ним жертвами – и обряд начался. Где-то неторопливо и гулко заухал барабан, точно сердце призрачного великана. Стоящий у каменного алтаря служитель Сета, на груди которого на толстой цепочке покачивался знак Змея, а головной убор был гораздо выше, чем у остальных, простер руки к белой луне и начал что-то говорить нараспев. Ему вторило таинственно-заунывное пение жрецов. Мелодия казалась такой же древней, как поднимающееся в небо ночное светило. По знаку верховного жреца один из служителей подошел к Чепозусу и вытащил из складок хламиды узкий бронзовый нож. Глаза пехотинца выпучились еще больше – но жрец, обнажив Чепозусу грудь, сделал лишь неглубокий надрез напротив сердца. Собрав стекающие алые капли в прозрачный сосуд, служитель с поклоном вручил его жрецу со знаком Змея. Тот поставил чашу в специальное углубление в центре алтаря и насыпал вокруг мелкий блестящий порошок.

Пение жрецов стало громче, в нем зазвучало что-то вроде призыва. Барабан застучал чаще и тревожнее. Верховный жрец звучно произнес заклинание – и порошок на алтаре вспыхнул бледно-золотистым пламенем. Прозрачная чаша, каким-то чудом оставаясь неповрежденной, стояла посреди огня, а ее содержимое сияло рубиновым светом, который разгорался все ярче и ярче. По стенам храма забегали багровые отсветы, маски жрецов напоминали облитые кровью лица.

Внезапно в отверстии каменной пасти показался краешек второй луны, словно отражающий свет чаши. Пение жрецов взвилось вверх, стук барабана слился в непрерывную дробь – и хрустальная чаша с кровью разлетелась на мельчайшие осколки, поглощенные золотистым пламенем. Спустя мгновение откуда-то с неба, где всходила зловещая багровая луна, упал белый столб света. Пронизав все пространство полутемного зала, луч уперся в установленное за алтарем огромное серебряное зеркало, дотоле скрывавшееся в темноте. По гладкой поверхности побежали радужные волны, будто в чан с жидкой ртутью бросили камень. В зеркале начали проступать контуры темной фигуры, по очертаниям напоминающей человеческую. Пение жрецов оборвалось, и лишь барабан продолжал грохотать в полной тишине, сковавшей храм.