Пожизненный срок
Шрифт:
— Ничего, если я высажу тебя в начале Кокбринкен? — спросил водитель.
«И мне снова придется пройти мимо „Юксмедсгренда“».
— Нет, — сказала она, — я хочу, чтобы ты высадил меня у подъезда.
— Я не могу, там запрещено автомобильное движение.
— Меня это не волнует.
Он все же высадил ее на Кокбринкене, и Анника, расплатившись, вышла и так хлопнула дверцей, что в машине затряслись стекла.
С бешено бьющимся сердцем она осталась стоять на Вестерлонггатан, со страхом глядя на арку, ведущую
«Их здесь уже нет. Кто бы они ни были, они уже ушли. Соберись, не паникуй!»
Медленно переставляя ноги, она побрела по улице, напряженно глядя на въезд в проулок.
Тень в подворотне была чем-то большим, чем просто тьма, она высасывала из воздуха кислород, душила, мешала дышать. Она прилипла взглядом к освещенному окну «Флодинуса» на противоположной стороне улицы и проскользнула мимо проулка к своему дому, ни разу не взглянув на «Юксмедсгренд».
— Анника, — сказал кто-то и положил руку ей на плечо.
Она громко вскрикнула и резко повернулась, занеся для удара руку.
— Господи, что с тобой?
Анника во все глаза уставилась на человека, вышедшего ей навстречу из подъезда дома номер тридцать. Женщина, высокая, светловолосая, с укоризненным и испуганным выражением лица.
— Анна! — выдохнула Анника. — Какого черта тебе здесь нужно?
Анна Снапхане в ответ нервно улыбнулась:
— Я хочу с тобой поговорить, для меня это очень важно.
Анника закрыла глаза, не испытывая ничего, кроме бессильной злобы. Она затопила все ее существо, прорвав плотины, возведенные против всех обрушившихся на нее упреков и оскорблений.
— Знаешь что, — сказала она, — мне абсолютно все равно, что для тебя важно. Мне наплевать на это, если честно.
— Я тебя понимаю, Анника, именно поэтому хочу с тобой поговорить.
— Уходи, — отрезала Анника и принялась искать в кармане ключи.
— Если ты дашь мне хотя бы шанс объясниться…
У Анники в голове что-то щелкнуло. Она резко обернулась и оттолкнула Анну здоровой рукой.
— Проваливай ко всем чертям! — заорала она. — Чтоб ты сдохла, паразитка!
Она каким-то образом ухитрилась открыть входную дверь и захлопнуть ее за собой. Взбежала вверх по лестнице, не включив в подъезде свет. Остановилась у двери своей квартиры и прислушалась. Внизу было тихо. Пахло темнотой и пылью.
Она отперла дверь квартиры и вошла в гостиную, не включив свет. Это уже вошло у нее в привычку. Она стояла на дощатом полу и ждала, когда с плеч спадут дневные заботы.
В темноте и тишине было что-то умиротворяющее. Анника воспринимала покой как что-то мягкое и темное. Сама по себе темнота никогда ее не пугала. Напротив, темнота прячет и позволяет искать новые пути.
Разрывая тишину, зазвонил телефон.
Она наклонилась к матрацу, который с утра так и лежал незастеленный,
Звонил Томас.
— Прости, что звоню так поздно, но тут небольшие неприятности.
«На этот раз трезвый и звонит из дома».
Она села у окна и стала смотреть на темное небо между крышами.
— Какие неприятности?
— Эллен немного приболела, поэтому завтра я буду работать дома, но проблема не в этом. Завтра вечером нам надо уйти. У матери Софии день рождения, и мы заказали билеты в оперу. Я не могу оставить детей одних, а сиделка только что позвонила и сказала, что тоже заболела, а ты говорила… короче, ты не сможешь побыть с детьми завтра вечером?..
Он произнес эту длинную тираду на одном дыхании.
«Говорит доброжелательно, и, кажется, он в отчаянии».
— Что с Эллен?
— Она заболела, поднялась температура. Но у нее всегда так, когда она заболевает, да?
— Что-нибудь серьезное? Ты говорил с врачом?
— Нет, нет, ничего серьезного, но мне не хочется ее никуда везти. Может быть, ты придешь?
«Придешь? Куда?»
— Сюда, на Грев-Турегатан. Тогда Эллен не придется уезжать из ее комнаты.
«Из ее комнаты? Ее комната здесь, с розовым пуховым одеяльцем!»
— Может быть, лучше привезти их сюда? — спросила Анника.
— Ну, это же моя неделя, а у Эллен температура…
«Е…ливая сучка София Гренборг начинает уставать.
Она хочет переложить на меня все обязанности, чтобы снять Томаса с крючка».
— Хорошо, — спокойно сказала она. — Я приеду. В котором часу?
Он назвал ей адрес, время и положил трубку, оставив Аннику с ощущением горечи очередного поражения.
«Лучше бы ты был пьян от желания видеть меня. Лучше бы ты позвонил пьяным из бара!»
Она вдруг поняла, что ее сейчас вырвет. Она уже собралась идти в туалет, чтобы вставить два пальца в рот, но в этот момент зазвонил телефон.
— Да заткнись же ты, наконец! — заорала на него Анника, швырнув аппарат на пол. Трубка слетела с рычага и проскакала по доскам, насколько хватило шнура. Анника прикрыла ладонью глаза, стараясь не поддаться панике.
— Алло? Алло? — надрывался в трубке женский голос.
«Это Анна. Сейчас я пойду на Артиллерийскую улицу и придушу эту гадину».
Она наклонилась, нащупала на полу телефон, прижала руку к груди и взяла трубку.
— Алло? — сказала она спокойно и негромко.
— Алло? — переспросил высокий женский голос. — Это Анника Бенгтзон?
— Да, — прошептала в ответ Анника, — это я.
— Это Юлия Линдхольм. Мне сказали, что ты звонила и хочешь меня навестить.
Анника встала, стараясь успокоить рвущееся из груди дыхание.
— Да, — произнесла она наконец, — это правда.
— Я родила тогда мальчика, — сказала Юлия. — А ты?