Позорный столб (Белый август)Роман
Шрифт:
— Восемь колбас эти злодеи разрубили пополам! — с возмущением рассказывал возвратившемуся домой сыну Янош Штерц. — Твоей саблей они все переворошили в кладовой! И говорили, что тебя сегодня повесят.
Колбасный фабрикант в домашних туфлях совершал по залу свой утренний гигиенический моцион; под его носом красовались подусники. Он остановился перед сыном и вперил в него испытующий взгляд.
— Что же ты натворил?
— У меня ефть друзья! — надменно ответил Виктор Штерц.
— Это я знаю, — сказал старик. — Они стоят мне немалых денежек. — Он сел и, массируя колени, заговорил нудным голосом — Когда я был в твоем возрасте, я с твоей бедной матерью
— Отец! — остановил его Виктор Штерц.
— Что еще? — спросил старик без воодушевления.
— Готовяффа великие дела! — сообщил Виктор Штерц.
— Вчера тебя едва не укокошили, — насмешливо заметил старик. — Святые небеса! В каком виде ты явился домой! Тебе не сносить головы! Tu liba kott! — Янош Штерц от сильного волнения перешел, как обычно, на свой родной швабский диалект. — Я знаю, ты джентльмен…
— Профу ваф… — начал Виктор Штерц и вдруг круто повернулся. — Вы профтудитесь, ефли будете так фидеть.
Старик вздохнул.
— Сколько надо? — спросил он.
…В это утро у Виктора Штерца была пропасть дел, он даже не имел возможности хоть на минуту прилечь. Днем ему предстояло стать участником великих событий, а в десять часов утра он уже должен был находиться в отеле «Бристоль». Однако прежде всего следовало раздобыть мундир — накануне на литейном заводе его парадный мундир был вконец испорчен, превратился в тряпку и не годился уже ни на что. Итак, мундир. Любой ценой!
В былые времена это было совсем просто. Ты заходил в какой-нибудь респектабельный магазин форменной одежды и спустя полчаса выходил оттуда в новеньком с иголочки, пригнанном по фигуре офицерском мундире. А сейчас? Кто торгует готовыми мундирами в городе? Нет такого «форменного» идиота.
Он отправил горничную к двум своим приятелям, вызвал портье из Липотварошского казино — быть может, тот что-нибудь придумает?
— Среди наших клиентов, — признался портье, — в общем… едва ли найдется поручик!
— Довольно пофорно! — заметил Виктор Штерц.
Портье развел руками.
— Наши клиенты — директора да дельцы, — сказал он. — Но есть один человек, ваше высокоблагородие…
— Кто? — спросил Виктор Штерц.
— Старый рассыльный, дядюшка Мориц! — сказал портье. — Он все знает. Если уж он не добудет, значит, в городе поручиков больше нет.
Виктор Штерц пожал плечами. Ему ничего другого не оставалось, и, несмотря на предупреждение, полученное накануне, он велел позвать старого еврея-рассыльного.
Вскоре дядюшка Мориц стоял перед Виктором Штерцем, в правой руке держа свою красную шапку, а левой вытирая большой потный лоб; невинными голубыми глазами он поглядывал на узор, вытканный на красном ковре.
— И это все? — наконец спросил рассыльный и махнул рукой. Потом внимательно осмотрел Виктора Штерца.
— Деньги — дело второфтепенное! — сказал Виктор Штерц. — Фто вы уфтавились?
— Я прикидываю на глаз ваш рост. Будет сделано. Хотя бы даже пришлось снять мундир с самого господина его превосходительства военного министра.
С этими словами старик удалился.
— Если будут меня искать, — сказал он внизу газетчице, — я ушел по важным военным делам. — Потом наклонился к уху тетушки Мари — Надвигаются великие события! — И уже на ходу бросив — Путч! — затрусил по направлению к казармам Марии-Терезии на углу Бульварного кольца и шоссе на Юллё. В казарме после непродолжительных переговоров ему показали узлы со всякой всячиной, которой хватило бы не менее чем на десять шкафов. Здесь были и турецкие шинели, и кирасирские мундиры, и короткие уланки,
— М-да-а… Разве это одежда? — сказал дядюшка Мориц с издевкой.
— А что же? — спросил один из фельдфебелей.
— Это рвань! — констатировал рассыльный. — Я ухожу.
Но они не хотели его отпускать. Он с трудом вырвался от них. Время уже близилось к восьми.
На Бульварном кольце старик вдруг хлопнул себя по лбу. Вскочив в трамвай, он доехал до проспекта Андраши, а оттуда бегом припустился на улицу Петёфи; лавки, торгующие подержанным платьем, разумеется, были заперты, но у дядюшки Морица был приятель старьевщик, к нему-то он и направился и, к счастью, застал того дома. Вместе со старьевщиком они в головокружительном темпе обежали весь ветошный промысел, побывали в различных квартирах на улицах Петёфи, Серечен и Лаудон, заглянули в подвалы и наконец, окруженные едким запахом нафталина, затрусили обратно на улицу Надор, неся для примерки четыре офицерских мундира. Старик рассыльный, агент покупателя, прихватил на всякий случай кобуру и поясной ремень, а его друг, доверенное лицо от промысла обносков, семенил рядом, бряцая огромной саблей. В девять часов пятнадцать минут они ворвались в апартаменты Штерцев.
Виктор Штерц, совершенно потерявший надежду, жевал сигару и ругался на чем свет стоит, а его папаша время от времени наведывался в комнату и отпускал в адрес сына какое-либо насмешливое замечание. Поручик уже примерил три мундира — ведь был мобилизован весь район! После восьми часов возвратилась горничная и принесла такой крохотный мундирчик, что не могло быть и речи о том, чтобы влезть в него. Это был мундир с петлицами медицинской службы. Второй экземпляр раздобыл домашний парикмахер. Этот оказался изъеденным молью и вдобавок был гусарским. Третий мундир принес портье Липотварошского казино; на вид этот мундир был в порядке, когда-то его носил поручик, по словам портье, — известный биржевой игрок. Виктор Штерц примерил мундир перед зеркалом. В нем с успехом уместился бы еще один такой же поручик!
— Он был толстый, — проговорил портье. — Я думаю…
Колбасный фабрикант от восторга похлопывал себя по животу.
— Поищи себе в него товарища! — посоветовал он сыну.
И вот, когда почти не оставалось надежды, появился дядюшка Мориц. Первый же примеренный мундир пришелся впору. Китель, правда, был чуть-чуть свободен, но если затянуться ремнем, все будет в порядке.
— Рукава бы на сантиметр длиннее! — сказал Виктор Штерц.
— Что б я так жил, — возразил доверенное лицо ветошного промысла, — лучше вы нигде не найдете!
Брюки сидели как влитые, их надо было отгладить, на мундире зашить распоровшийся в одном месте шов и нашить звездочки поручика. Со всем этим горничная управилась к десяти часам.
В десять часов пятнадцать минут, тяжело дыша от быстрой ходьбы и распространяя легкий запах еще не выветрившегося нафталина, поручик запаса Виктор Штерц вошел в вестибюль отеля «Бристоль». На боку его громыхала сабля, кобура, как обычно, была набита газетной бумагой.
— Я думал, ты не придешь! — встретил его торговец посудой Янош Иловский. — Здесь уже происходят великие дела, дружище!