Позорный столб (Белый август)Роман
Шрифт:
Рентгеновский аппарат д-ра Чиллери во времена Советской республики действовал безотказно; рентген же стоматологической клиники, наоборот, отказал, и больных посылали к Чиллери. Контрреволюция не пропускала ни одного дуплистого коренного зуба. Квартира дантиста была оснащена двумя телефонами; один из них, служебный, работал бесперебойно. По распоряжению ближайшего окружения Хаубриха заговорщикам доставлялись иностранные газеты и фронтовые сводки так же оперативно, как и самому военному министру.
В. И. Ленин сказал: «Ни один коммунист не должен забывать уроков Венгерской Советской республики». И тем не менее до
А в это утро 6 августа уже силы контрреволюции стояли наготове и ждали момента, чтобы выступить.
Самую действенную помощь контрреволюционным заговорщикам, кроме румынских оккупантов и окружения Хаубриха, оказало министерство внутренних дел, возглавляемое Пейером. Это министерство с первых дней после падения Советской республики, а следовательно, с первых дней августа, посредством следовавших одного за другим экстренных воззваний в газете «Непсава», а также иными способами сзывало на службу дореволюционных полицейских в синей форме, с бычьими шеями, этих испытанных притеснителей рабочего класса. То, что эта полиция явилась фактически ядром вооруженных сил для осуществления путчистских планов, что Главное полицейское управление на улице Зрини, подведомственное социал-демократу Пейеру, первым начало подвергать пыткам коммунистов, что утром 6 августа именно здесь началось настоящее столпотворение, а днем именно отсюда выступили силы контрреволюции, — это непреложный исторический факт.
Некое соломенное чучело, ставшее начальником городской полиции, которое министр внутренних дел назначил с молчаливого одобрения контрреволюционных заговорщиков и даже по непосредственной рекомендации высокопоставленных офицеров полиции, сочувствующих контрреволюции, некий сторонник так называемого среднего пути, по имени Карой Диц, целый день, будучи навеселе, слонялся по лабиринтам и затхлым коридорам старинного здания полиции, однако ни у кого не появлялось желания вступать с ним в какие-либо разговоры, а тем более о делах. Ему приносили на утверждение лишь приговоры полицейских судов второй инстанции. Что было известно министру внутренних дел о подспудных силах, добивающихся назначения этой марионетки на пост начальника городской полиции, сейчас доискиваться не стоит. Истинный же руководитель полиции, фактический эмиссар заговорщиков — главный инспектор полиции Карой Гараи — уже несколько дней совещался с самыми влиятельными полицейскими чинами.
Румыны бездействовали и выжидали.
Дядюшка Мориц, рассыльный в красной шапке, в половине десятого утра на углу улиц Зрини и Надор сказал газетчице:
— Этот недотепа Пейдл, как видно, совсем оглох. Вот увидите, тетушка Мари, полицейский инспектор Кметти с помощью двадцати полицейских уже сегодня сделается начальником центральной телефонной станции имени Йожефа, и от него будет зависеть, кому предоставить право пользования телефоном. В министерство юстиции направляется некий Седлачек со своими молодчиками. Еще не известно, кто арестует Пейдла.
— Кто это сказал? — спросила тетушка Мари.
— Я, Мор Клейн, — с гордостью ответил старик. — Виктор Штерц тоже принимает участие в этом деле.
Вообще-то Мор Клейн, рассыльный шестидесяти трех лет, иудейского вероисповедания, оказался отнюдь не единственным в городе, кто был прекрасно осведомлен относительно планов путча. Еще четвертого числа посол Вилмош Бём звонил из Вены премьер-министру Дюле Пейдлу. Он сообщил, что с Антантой достигнута договоренность о преобразовании правительства; решено ввести в его состав новых министров — четырех от буржуазии и двух от крестьянства. В следующую минуту телефонистка передала это сообщение слово в слово дантисту Чиллери. В тот день румыны заняли город.
— Нам нельзя медлить ни секунды! — заявил энергичный Чиллери, глядя глубоко посаженными крохотными глазками на сидевшего напротив него грузного человека — писателя Пекара.
Генерал Шнецер. пригладил волосы, расчесанные на прямой пробор, и, вдохновленный Чиллери, вместе с элегантным владельцем машиностроительного завода Фридрихом немедленно отправился в отель «Риц». Они поднялись в апартаменты подполковника Романелли и заявили ему, что все готово к путчу. Это произошло 4 августа.
— Господа! — остановил их Романелли.
— Мы, патриотически настроенные… — опять заговорил Фридрих.
Романелли прервал, его, подняв руку.
— Довольно, — сказал он. — Соблаговолите зайти ко мне завтра.
В тот день путч осуществлен не был. Среди путчистов возникли разногласия по вопросу о том, как поведут себя румыны, вступившие только что в столицу. По вызову подполковника Романелли военный представитель Италии в Вене герцог Боргезе тотчас сел в самолет и прилетел в Будапешт.
На следующий день, 5 августа, невысокого роста генерал и очень высокий штатский вновь появились в «Рице». Тотчас их приняли вместе герцог Боргезе и подполковник Романелли. Визитеры заявили, что смещают правительство.
— Я протестую против всякого насилия, — заявил герцог Боргезе. — Я возлагаю ответственность на вас. Имейте в виду, господа, обеспечивают порядок в городе сейчас румынские части.
— Вы правы, — сказал Фридрих. — Ваше сиятельство, зачем говорить о насилии? Воля нации…
Герцог Боргезе пожал плечами. Вскоре два венгерских господина удалились. Они пошли по Дунайской набережной прямо в отель «Хунгария», в главную ставку румынских оккупационных войск. Здесь после непродолжительного препирательства с дежурным офицером о них доложили заместителю начальника штаба оккупационных войск Василеску, так как генерал Панаитеску был далеко. Им пришлось полчаса дожидаться в приемной. Василеску в обществе адъютанта и переводчика принял их стоя и сесть не предложил.
Шнецер на немецком языке изложил ему причину прихода. Василеску некоторое время хранил молчание, затем заявил:
— Если в Будапеште прольется кровь, я возложу ответственность на всех вас, а путч мы подавим оружием.
Воцарилась тишина.
«Поганый валах», — подумал Шнецер.
— Если прольется кровь? — удивился Фридрих.
Генерал промолчал. Затем что-то сказал переводчику, и тот перевел:
— Господину генералу больше нечего вам сообщить.
Василеску кивнул, и два венгерских господина удалились.