Позывной Верити
Шрифт:
Начальник радиосвязи позади нее цокнул языком и покачал головой.
— Бедный маленький немецкий ублюдок, — нараспев сказал он. — Он не вернется домой героем, как хотел. Чувство направления у него отсутствует напрочь.
Он мягко положил руку на плечо оператора, которая говорила по-немецки.
— Если вы не возражаете, — произнес он извиняющимся тоном, — мы попросим вас помочь с допросом.
—
Дежурство Мэдди подошло к концу к тому времени, как фельдшера закончили наскоро латать немецкого летчика и перетащили его на цокольный этаж диспетчерской вышки. Она уловила взгляд изумленного юноши, осторожно попивающего из дымящейся кружки, пока санитар
«Я не смогла бы сделать то, что сделала она, — подумала Мэдди. — Мы бы не поймали его без нее. Дело даже не в знании немецкого — я бы не смогла притворяться так, как она, без тренировок, я это понимаю. И не уверена, что вынесла бы то, что сейчас придется делать ей. Слава Богу, я не говорю по-немецки».
—
В ту ночь на Майдсенд снова обрушились самолеты. Они не имели ничего общего с захватом бомбардировщика Хейнкель, это был обычный воздушный налет, совершенный Люфтваффе в попытках уничтожить британскую оборону. Были разрушены казармы офицеров Королевских ВВС (пустующие на тот момент), а всю взлетную полосу испещрили огромные ямы. Офицеров ЖВВС расположили в сторожке на краю полигона, на котором был построен аэродром, и Мэдди с соседками спали таким мертвым сном, что даже не слышали сирен. Они проснулись лишь после того, как прозвучал первый взрыв. В пижамах и оловянных касках они продирались через кусты к ближайшему укрытию, сжимая в руках противогазы и удостоверения личности. Ничто не освещало их путь, кроме оружейного огня и пламени взрывов — ни единого уличного фонаря или лучей света из-под двери или из окна, не горел ни единый окурок. Происходящее было подобно аду — ничего, кроме теней, всполохов огня и звезд над головой.
Мэдди схватила зонтик. Противогаз, каску, талоны на питание и зонтик. Адское пламя обрушивалось на нее сверху, и она сдерживала его с помощью зонта. Никто, конечно же, не понял, что он у нее был, пока она не попыталась пронести его в бомбоубежище.
— Закрой! Закрой эту чертову штуку и брось ее!
— Я без него не пойду! — плакала Мэдди, которой немалыми усилиями все-таки удалось пронести его. Девушка позади нее толкала ее в спину, а та, которая была впереди, тянула за руку, после чего они, сбившись в кучку, вместе дрожали в темном подземелье.
Некоторые успели схватить сигареты. Их передавали по кругу, скупо обмениваясь последними запасами. Среди них не было ни одного мужчины — мужские казармы располагались в полумиле отсюда, по ту сторону аэродрома, и укрытие у них было другое — для тех, кто не садился в самолет, чтобы дать отпор. Девочка со спичками нашла свечу, и все они на какое-то время успокоились.
— Принеси сюда ту колоду карт, милочка, сыграем в Пьяницу20.
— Пьяницу! Не смеши. Играем в покер. На сигареты. В конце концов, Бродэтт, положи ты уже этот зонтик, ты что, с ума сошла?
— Нет, — чрезвычайно спокойно ответила Мэдди.
Они все скорчились на грязном полу вокруг карт и горящих окурков. Было уютно, насколько может быть уютно в аду. Низко над землей пролетел самолет, осыпая взлетную полосу пулеметным огнем; погребенные под землей на расстоянии в четверть мили, железные стены все равно дрожали.
— Неслыханная удача, что сегодня не моя смена!
— Жаль тех несчастных.
— Не поделишься
Мэдди подняла взгляд. Рядом с ней, в свете мерцающей свечи и одной-единственной газовой лампы, присела девушка-оператор, та, которая говорила по-немецки. Она была воплощением женского совершенства и героизма даже в мужской пижаме, которые выделили для ЖВВС, свободная коса светлых волос была небрежно переброшена через плечо. Все остальные растеряли свои заколки, но у Квини они в определенном порядке лежали в кармане пижамы и явно не окажутся на ее волосах до тех пор, пока она не вернется в постель. Тонкими пальцами с идеальным маникюром она предложила Мэдди свою сигарету.
— Как жаль, что я не прихватила зонт, — аристократичным, хорошо поставленным голосом с оксфордским акцентом протянула она. — Отличная идея! Переносная иллюзия защищенности и безопасности. Не найдется местечка для двоих?
Мэдди взяла сигарету, но не сразу подвинулась. Она знала, что на милашку Квини порою накатывали приступы безумия, во время которых она могла украсть солодовый виски из столовой офицеров КВС, и была уверена, что тот, кто набрался смелости изображать вражеского радиста в самый острый момент, был вполне способен насмехаться над той, кто заливалась слезами каждый раз, когда слышала выстрелы. На военном аэродроме. Во время войны.
Но Квини не собиралась насмехаться над Мэдди, скорее наоборот. Мэдди немного подвинулась, и под зонтом освободилось место для еще одного человека.
— Замечательно! — радостно воскликнула Квини. — Как черепахи. Нужно делать такие же, только из стали. Позволь мне подержать его...
Он осторожно разжала дрожащие пальцы Мэдди и разместила зонт над их головами. Мэдди затянулась предложенной сигаретой. Попеременно искусав ногти и выкурив заимствованную сигарету до полоски бумаги и кучки пепла, она наконец перестала ощущать дрожь в руках. Мэдди хрипло произнесла:
— Спасибо.
— Да не за что, — сказала Квини. — Почему бы тебе не сыграть этот раунд? Я прикрою тебя.
— Кем ты была в мирное время? — обыденно спросила Мэдди. — Актрисой?
Миниатюрная радистка разразилась ликующим смехом, но все еще стойко держала зонт над головою Мэдди.
— Нет, мне просто нравится играть роли, — сказала она. — Знаешь, я поступаю точно так же с нашими мальчиками. Играю во флирт. На самом деле это так скучно. Если бы не война, я училась бы в университете. Я не успела закончить даже первый курс. Поступила на год раньше на второй семестр.
— Что изучала?
— Немецкий. Это очевидно. В той деревне в Швейцарии, где я ходила в школу, говорили на нем, точнее, на местном диалекте. И мне понравилось.
Мэдди рассмеялась:
— Ты была невероятна сегодня днем. Сделала все блестяще.
— Я бы не справилась, если бы ты не указывала мне, что говорить. Ты тоже справилась блестяще. Ты была рядом ровно тогда, когда я нуждалась в тебе, все понимала без единого слова. Именно ты принимала все решения. Мне всего лишь нужно было быть внимательной, но каждый день я только и делаю, что слушаю. Мне никогда не приходилось принимать решения. Сегодня мне нужно было только читать твои записи.
— Тебе нужно было переводить!
— Мы сделали это вместе, — сказала ее подруга.
—
Люди сложны. В каждом сокрыто намного больше, чем вы можете представить. Каждый день вы видите кого-то в школе или на работе, в столовой, делитесь с ними сигаретами или кофе и говорите о погоде или воздушном налете прошлой ночью. Но вы никогда не обсуждаете, что самое противное когда-то сказали матери, или что целый год притворялись похищенным Дэвидом Бэлфуром21, когда вам было тринадцать, или о том, что вы делали вместе с пилотом, похожим на Лесли Говарда22, когда остались наедине в его койке после танцев.