Шрифт:
Прабабушка была сложным человеком.
Властной и величественной она выглядела даже сейчас, лежащая неподвижно на высокой кровати с кованым изголовьем. Уже месяц никто не слышал от Калерии Дмитриевны ни слова, но вся комната была заполнена ею. Её мнением, её харизмой, её запахом. Поверх одеяла выпросталась морщинистая рука с вишнёвым маникюром и большими фигурными кольцами. Уже месяц прабабушка не вставала с постели, но раз неделю к ней приходила маникюрша и подправляла лак, а как иначе?
Таня хотела бы состариться...
Чёртова старуха всю жизнь делала, что хотела. Повелевала, указывала, решала; вся жизнь Уштымцевых вертелась вокруг нее одной. По прихоти "бабы Кали", выгнавшей Танину мать из дома, девушка выросла не в Москве, а в Сан-Франциско. Не то чтобы Таня была недовольна этим фактом биографии, но... вот как, как бабке такое удается?! Она же развалила семью, но на её восьмидесятилетие весь клан собрался, как штык. И ведь не только из-за наследства. Прабабушку все ненавидели, но обожали. О ней и говорили-то исключительно с придыханием! И было бы из-за чего?! Жизнь прожила довольно скучную, хотя, говорят, изменяла мужу, генерал-майору Уштымцеву, направо и налево, и до самой старости слыла невероятной красавицей. Хотя Таня считала себя более симпатичной. Девушка обернулась в поисках зеркала и встретилась с насмешливым взглядом юной Калерии с фотопортрета. Да нет, хороша была прабабка, чего уж там. Яркая брюнетка с чёрными глазами и светлыми ресницами, которые всегда отказывалась красить. "И так неплохо", - надменно говорила Каля, и попробовал бы кто-то усомниться!
Таня перевела взгляд на прабабкино лицо, обтянутое сухой желтой кожей. Контраст одновременно пугал и завораживал Таню. У неё слегка закружилась голова. Девушка покачнулась, в коробке, которую она держала в руках, загремели предметы. Калерия велела передать эту большую картонную самоделку, выполненную в форме автомобиля, правнучке, как только приедет.
И зачем? Внутри была ерунда одна. Пуговицы какие-то, значки, кисет. Серёжка вот пластмассовая...
7. Серёжка
Наташа влюбилась.
Она и раньше плохо ела, а тут перестала совсем. И без того худенькая, она стала прозрачной, звенящей, как струна, рассеянной; все время улыбалась, и люди улыбались ей. Они со Славиком были классической "не парой", но любовь же, любовь.
"Я тааак хочу быть с тобооой... и я буду с тобоооой..." - эту песню Наташа включала столько раз подряд, что при первых же аккордах её брат Тоша начинал истерически колотить в стену своей комнаты.
Но наколдовать желанную тишину могла лишь бабушка Калерия.
– Это вы в консерватории такое проходите?
– с иронией спросила она, появившись в дверях.
– Ну...
– Наташа нажала "стоп" на кассетном магнитофоне "Днепр". Не могла же она сказать бабушке "это наша песня". Та не поймет. Да что она может понимать в любви - в семьдесят-то лет!
Калерия без труда прочла её мысли и досадливо покачала головой.
Её внучка была красивой девушкой, пылкой, чувственной, но глуповатой. Эдакая толстовская дура с сердцем и без ума. Но и это не было так страшно, как Наташины серьги - пластмассовая штамповка ядрёного фиолетового цвета. У Калерии начинали болеть суставы при одной мысли, что девушка из приличной
Хлопнула дверь. В комнату ворвалась Света, Наташина мама. Наскитавшись по свету, сменив двух мужей, она вернулась к маме под крыло - и детей привезла. Радостно высыпала из сумки длинные красно-белые пачки, завалила весь письменный стол:
– Народ, живём! Зарплату макаронами выдали.
Жизнерадостность была ее главной чертой.
Калерия брезгливо отодвинула от себя макароны, поправила крахмальное жабо.
– Хорошо, Наталья. Приводи своего молодого человека к нам на чай.
– Я приведу Славика!
– при имени "Славик" на Наташином лице сквозь тональный крем проступили красные пятна.
– Какие вы все хорошие! Я так вас люблю. А обед готов? Я такая голодная!
Девушка кинулась на кухню, словно это не её звали обедать раз пять подряд.
– ...Слыхали? Кооператора сегодня пришили. Выдавал деньги бандюкам не долларами, а рублями, - домработница Люся разливала по тарелкам саксонского фарфора суп на бульоне из макарон. Морковка и картошка свои, с огорода. Наташа вынула из ушей серьги и положила между приборов. Пластмассовые, а тяжелые, сил нет! Но красота требует жертв. Суп кажется Наташе невероятно вкусным, она счастлива, счастлива!
Через неделю вся семья собралась на "смотрины".
Славик произвел благоприятное впечатление.
Очень красивый мальчик, не бандит, хотя немножко гэкает и одет в костюм не по размеру. Но лицо доброе и видно, что знает, чего хочет.
"Не надо разуваться", - испугалась Люся при виде белых Славиковых носков.
Уверенность на секунду пропала с его румяного лица, но он быстро надел кроссовки назад.
"А вот шапочку позвольте!"
Славик, уже усевшийся за стол, запунцовел щеками и подал Люсе серебристую норковую формовку.
Наташа комкала в руках китайский шелковый платок, принесенный Славиком бабушке в подарок. Он работает в кооперативном магазине, у них там можно достать любой дефицит. На столе - жареные куриные окорочка и чёрная икра - ее тоже принёс Славик.
И тут бабушка выдала.
– О чем вы мечтаете, Вячеслав?
– спросила, глядя в лорнет.
– Какие у вас планы насчет моей внучки?
Какой лорнет, у неё до сих пор отличное зрение! И зачем про планы, сейчас он уйдет, подумает, что его заставляют на Наташе жениться! А вдруг он скажет, что не хочет этого?! И зачем тогда жить?!
– Ну. Это... открою свой ларек, денег подниму. Того... ну, заживём, как люди. Цепочку золотую Наташке купим.
– Тоже в ларек хочу устроиться! Поможешь?
– Тошина девушка Катя сидела напротив Славика. Свет играл на перламутровых бусинках, которыми была расшита её кофта из ангорки. Челка, закрученная с ночи на бигуди, уложена набок и щедро набрызгана лаком.
– Вы из дворян?
– спросила Катя, разглядывая картины на стенах.
– Бабушка была известной пианисткой, - тараторит Наташа, - Потом в министерстве культуры служила. А наш дедушка - генерал-майор!