Прабабушка
Шрифт:
– Никогда!
– Калерия прижала руки к вискам.
– С тобой вот могла, мы слишком близко подошли к черте. Хорошо, что вовремя опомнились. Гриша, милый, давай расстанемся!
– Что?!
– Хвалыгин швырнул кольцо. Оно покатилось по паркету, звеня и оставляя огненный след. Белые ресницы начальника почернели.
– Ты издеваешься надо мной? Я уже договорился, чтобы вас развели аккуратно, чтобы ни у кого не было проблем. Нам квартиру в высотке на Котельнической в следующем месяце выделяют. Банкет заказан в "Узбекистане", а не в "Советском", всё, как ты хотела?..
–
– изумилась Калерия.
– Да, я думала, что если бы выходила замуж сейчас, а не сорок лет назад, я бы... Но я же не сказала тебе "да"! Да ты и не спрашивал!!
– Да что тут спрашивать, всё было и так ясно! Мы одинаковые, с кем тебе жить, если не со мной. Кончай ломаться, Лерка, по-хорошему говорю. Выбора у тебя нет.
Хвалыгин ушёл, не оглядываясь.
Вечером уборщицы недоумевали, какой хулиган спалил ковровую дорожку на третьем этаже, и почему во всём здании повяли фикусы. И часы сломались.
Калерия пыталась начистить картошки к ужину. Она никогда не была умелой хозяйкой, и, как музыкант - пусть и бывший: она быстро пошла вверх по профсоюзной линии и оставила инструмент - привыкла беречь пальцы.
Но сегодня Калерия вызвалась сама - к большому удивлению домочадцев.
Вызвалась, и теперь сидела неподвижно, вперив взгляд в большую картофелину.
У неё не было выхода. Не было.
Здоровья мужа стремительно ухудшалось. Зашевелились осколки, засевшие глубоко внутри (хирург не решился трогать), после памятной маршальской инспекции (пропади она пропадом!) случился первый инфаркт. Потом второй. Было очевидно, что на этом Хвалыгин не остановится.
Он привык получать то, что хочет, а сейчас он хотел её, Калерию. "Мы одинаковые". Тогда впервые прозвучало слово, от которого она бежала всю жизнь - ведьма. Калерия вспомнила бабку, кричавшую страшно, ударяя её раскалённой кочергой. Нет. Нет. Она обещала.
Но выхода нет. Один раз. Один только раз...
Калерия до боли сжала нож в кулаке. Часы остановились. Картофелина, лежавшая перед ней, начала сморщиваться. В складках на клубне начали проступать черты Хвалыгина. Калерия не разжимала кулаков до тех пор, пока от картофелины не осталась только горстка мокрая лужица.
Была гололедица. "Волгу" понесло юзом - прямо в Москва-реку. Водителя откачали, а Григория Юрьевича - нет. А какой человек был! Вся Москва скорбила, даже Караченцев приезжал на поминки!
Калерия знает, что расплата неминуема, но надеется, что удастся её отсрочить. Она не могла потерять мужа. Может быть, время поймёт её. Она всю жизнь отказывалась вмешивать в его ход, и за это оно простит ей срыв... Черт, палец порезала. Дурацкая картошка, как людям только удаётся с ней расправляться и не ходить в шрамах. Да, милый, почисть лучше ты, у тебя тоньше шкурка снимается. И я тебя тоже люблю.
***
Таня жалеет, что брала кольцо в руки. Ей противно.
Если бы она могла, она утопила бы этого Хвалыгина ещё раз вместе с "Волгой" и седыми ресницами. Кольцо раскаляется, искрит зелёным и красным, а затем схлопывается в небольшой неровный комочек.
Так правильно. Так надо.
4. Осколок ракеты
Они были такие маленькие и такие непослушные! Светка и Серёга, её старшие, близнецы.
Тогда все болели космосом и они, конечно, тоже. Полетел Гагарин, полетел Титов. Николаев, Попович, Быковский, Терешкова... Самая лучшая, самая яркая эпоха. И СветкаСерёжка - так их, неразлучных, все звали - разделяя всеобщую эйфорию и увлечение космосом, решили строить свою ракету, забросив предыдущее творение - картонную коробку в форме автомобиля ЗИЛ.
Ей было немного не до них, потому что как раз появился Димка. За ним нужен был глаз да глаз, а постоянную няню попробуй, найди. Покоя не давал, голосил мощнейшим басом, просыпаясь по три раза за ночь.
А муж с утра до вечера был в части, с офицерами. А как ещё - это его часть, его забота и головная боль, его личная ответственность. Приходил уставший, на ходу снимал китель, расстегивал пуговицы на манжетах форменной рубашки. Механически ужинал, механически пил чай, затем падал и засыпал.
Концертировать пришлось перестать, но и одного только ведения дома хватало, чтобы голова пошла кругом. Решение родить Димку было непростым. Были, конечно, опасения, а им Калерия привыкла доверять. Но чтобы там не говорил ей наблюдающий врач - пожилой подполковник с орденской планкой, то есть человек не просто рассудительно-циничный, но рассудительно-циничный в двойной степени - как военный и как медик - она решила, что нужно рожать.
Но трудно пришлось - ох!
Старшие, к счастью, были вполне самостоятельны, после школы пропадали на улице до самой темноты. А город, к счастью, был безопасным. Во-первых, как советский город. А во-вторых, после названия у него шел индекс с двумя цифрами, и попасть в него можно было только одним путем, через офицерский КПП. Чужие здесь не ходили.
Тайга обступала его со всех сторон. И лес был тоже очень-очень безопасным. Идя за грибами, невозможно было в какой-то момент не упереться носом в ряды колючей проволоки с предупреждающими надписями. Трудно было не столкнуться нос к носу со знакомым старшиной - в плащ-палатке и с автоматом через плечо, с овчаркой на поводке, за спиной которого маячило ещё трое солдат в таких же плащ-палатках и с автоматами. И всех Калерия знала в лицо, и все с ней были очень вежливы. Кажется, даже немного побаивались.
Это был очень безопасный город. Но главную угрозу, таившуюся в непослушных характерах собственных отпрысков, она проглядела.
Оказалось, свою каверзу СветкаСерёжка готовили прямо у неё под носом. Долго, тщательно, продуманно. Загодя рробрались на Полигон, нашли гильзу подходящего калибра - корпус для будущего звездолёта, затем готовили адскую смесь из селитры, серы и активированного угля. Смешивали, пропитывали, высушивали... Но в расчёты её умных детей закралась явная ошибка.
Прямо за пятиэтажкой раскинулся пустырь, его даже вернее было бы назвать вырубкой. Тайга отвоёвывала у людей свои территории незаметно, но неуклонно.