Прах к праху

Джордж Элизабет

– Что-нибудь еще, милорд? – Дентон повысил голос, чтобы быть услышанным. Линли знаком попросил убавить громкость. Бах стих, преобразившись в приятный музыкальный фон.

Линли задал вопрос, который задавать не требовалось, так как, судя по молчанию слуги, он уже знал ответ.

– Леди Хелен не звонила?

– С тех пор как ушла утром, нет. – Дентон прилежно стряхнул пушинку со своего рукава.

– И когда это было?

– Когда? – Дентон обдумал вопрос, подняв глаза к потолку работы Адама, как будто ответ находился там. – Примерно через час после вашего с сержантом

отъезда.

Линли взял стакан и поболтал в нем виски, Дентон тем временем достал из кармана носовой платок и протер и без того чистую поверхность буфета. Потом перешел к одному из графинов. Линля прочистил горло и заставил свой голос звучать непринужденно.

– И как она вам показалась?

– Кто?

– Хелен.

– Показалась?

– Да. По-моему, я выразился ясно. Как она вам показалась? Вы знаете, что мы поссорились. Я не обвиняю вас в подслушивании у замочной скважины, но поскольку вы явились, можно сказать, к финалу, вы знаете, что у нас вышла размолвка. Так что ответьте на мой вопрос. Как она вам показалась?

– Ну вообще-то, она показалась мне такой, как всегда.

Хотя бы хватило великодушия изобразить сожаление, подумал Линли. Но Дентон был не силен в распознавании оттенков женского настроения, как доказало бы любое исследование его в высшей степени пестрой любовной жизни. Поэтому Линли продолжил расспросы. – Она была не в настроении? Не выглядела… – Какое слово он хотел употребить? Задумчивой? Грустной? На что-то решившейся? Раздраженной? Несчастной? Озабоченной? В данный момент подходило любое из них.

– Она выглядела как всегда, – сказал Дентон. – Выглядела как леди Хелен.

А это, как было известно Линли, означало невозмутимость. Что, в свою очередь, являлось сильной стороной Хелен Клайд. Умение владеть собой было для нее оружием не хуже винтовки Парди. Они не раз затевали словесную перестрелку, и никогда не изменявшая ей выдержка приводила Линли в бешенство.

Ну и черт с ним, подумал он и выпил виски. Ему хотелось добавить: «И с ней черт», но он не смог этого сделать.

– В таком случае, это все, милорд? – спросил Дентон. Его лицо утратило всякое выражение, а голос изобразил величайшую и раздражающую покорность – эдакое «чего изволите, сэр» и все такое прочее.

– Бога ради, оставьте Дживса 10 на кухне, – сказал Линли. – И да – это все.

– Очень хорошо, ми…

– Дентон, – прервал его Линли. Тот ухмыльнулся.

– Конечно. – Он вернулся к креслу, в котором сидел Линли, и ловко завладел пустым стаканом. – Я сейчас ложусь спать. Как вам подать яйца на завтрак?

– Приготовленными, – ответил Линли.

– Неплохая идея.

Дентон вернул концерту Баха его первоначальную громкость и оставил Линли с его музыкой и его мыслями.

[10]

Дживс – в юмористических романах и рассказах П.Вудхауса хитрый и находичивый слуга в английском аристократическом доме.

Линли изучал утренние

газеты, разложив их на столе, когда к нему в кабинет пожаловал суперинтендант Малкольм Уэбберли, сопровождаемый едким запахом сигарного дыма, который опережал его на несколько футов, так что Линли, не отрываясь от газет, пробормотал: «Сэр», – здороваясь с начальником, прежде чем тот заговорил. Он сравнивал материалы в «Дейли мейл», «Тайме», «Гардиан» и «Дейли миррор», ему еще предстояло ознакомиться с «Индепендент», «Обзервер» и «Дейли телеграф» – пока что все газеты балансировали на тонкой грани, отделявшей их от явного неуважения к следствию. Ни одной четкой фотографии Джимми Купера. Ни единого упоминания имени шестнадцатилетнего подростка, который «помогал полиции в ее расследовании». Лишь сдержанное перечисление подробностей, представленных в таком порядке, что любой человек, обладающий хоть каплей ума, мог прочесть правду между строк.

– Кто контролирует поток информации? – спросил Уэбберли.

– Я, – ответил Линли.

– Не напорти. – Уэбберли взял «Дейли миррор», ознакомился и пробормотал: – Стервятники. Послушай, сынок. Я беспокоюсь. – Линли поднял голову. Уэбберли продолжал: – Если ты не проявишь осторожности, то потопишь свое же дело, прежде чем оно дойдет до суда.

– Я буду действовать осмотрительно, – ответа Линли. – Но это вопрос основ физики, нравится нам это или нет.

– То есть?

– Если увеличивать давление, изменится температура, – сказал Линли.

– Жидкости, Томми, а здесь – люди. Людей сварить нельзя.

– Вы правы. Их можно сломать.

Со словами: «Вот, раздобыла!» в кабинет влетела задыхающаяся Доротея Харриман с пачкой газет в руках.

– «Сан», «Экспресс», вчерашний «Телеграф» и вчерашняя «Мейл». – Обращаясь к Уэбберли, она заметила: – Зигмунд Фрейд выкуривал по двенадцать сигар в день. Вам известно об этом, суперинтендант Уэбберли? И закончил раком горла.

– Но готов поспорить, умер он с улыбкой на устах, – парировал Уэбберли.

Харриман выразительно закатила глаза.

– Что-нибудь еще, детектив-инспектор Линли?

– Это все, Ди.

– Сэр? – В дверях появилась сержант Хейверс. – Мальчика привезли. ,

Линли посмотрел на часы. Четыре минуты одиннадцатого.

– Отлично, – произнес он, снимая очки. – Я сейчас приду. Его адвокат с ним?

– Тип по фамилии Фрискин. Говорит, что на этот раз нашему Джимми больше нечего сказать полиции.

– Да? – Линли снял пиджак со спинки кресла и вынул из-под газет папку с материалами по делу Флеминга. – Посмотрим.

Он отправился в комнату для допросов, Хейверс засеменила рядом. Сверяясь с блокнотом, она сообщила последние новости. Нката проверял видеомагазин на Бервик-стрит, а другой констебль собирал сведения в Клэпеме, где в среду ночью якобы состоялся мальчишник. От инспектора Ардери по-прежнему не было сообщения о выводах ее экспертов относительно улик. Нужно ли позвонить в Мейдстоун и тряхануть этот курятник?

– Если они не дадут о себе знать до полудня, – сказал Линли.

– Хорошо, – отозвалась Хейверс и помчалась в дежурку.