Прах к праху
Шрифт:
Перед верстаком стоял табурет, и Фарадей примостился на нем. Переводя взгляд с него на нее, Линли пришлось бы постоянно приноравливаться то к свету, то к тени. Ловкий маневр. Они проделали это настолько быстро и непринужденно, что Линли невольно задался вопросом – не отрепетировали ли они свое поведение заранее на случай появления полиции.
Линли выбрал ближайшее к Оливии кресло.
– Вам кое-что просила передать ваша мама, —сказал он.
Кончик сигареты вспыхнул, как уголек.
– Да? Ха-ха. Мне веселиться или как?
– Она
Оливия разглядывала его сквозь дым, веки полуприкрыты, сигарета наготове – в двух дюймах от рта.
– Она попросила передать, что Кеннет Флеминг не изменил этого.
Она по-прежнему смотрела на него. Выражение лица осталось прежним при упоминании имени Флеминга.
– Я должна понять, что это означает? – в конце концов спросила она.
– Вообще-то, я не совсем точно процитировал. Сначала она сказала, что Кеннет Флеминг этого не меняет.
– Что ж, я рада узнать, что старая корова все еще мычит. – В голосе Оливии сквозила невыносимая скука. От противоположной стены донеслось шуршание одежды Фарадея. Оливия не взглянула в его сторону.
– Настоящее время, – продолжил он. – Не меняет. А потом поправила на прошедшее. Не изменил. Со вчерашнего вечера она путается в этих двух временах.
– Не меняет. Не изменил. Я не забыла грамматику. И я также знаю, что Кеннет Флеминг мертв, если вы к этому клоните.
– Вы разговаривали с матерью?
– Я читаю газеты.
– Почему?
– Почему? Что за вопрос? Я читаю газеты, потому что делаю это, когда Крис их приносит. А вы что со своими делаете? Нарезаете на квадратики задницу подтирать?
– Ливи, – проговорил со своего места у верстака Фарадей.
– Я имел в виду, почему вы не позвонили своей матери?
– Мы уже много лет не общались. Зачем мне звонить?
– Не знаю. Поинтересоваться, не можете ли вы чем-нибудь облегчить ее скорбь?
– Сказать что-нибудь типа «сожалею, что твоя игрушка сломалась преждевременно»?
– Значит, вам было известно, что у вашей матери были некие отношения с Кеннетом Флемингом. Несмотря на все те годы, что вы не общались.
Оливия сунула сигарету в рот. По выражению ее лица Линли понял, что она осознала, с какой легкостью он привел ее к этому признанию. Также он увидел – Оливия Уайтлоу прикидывает, что еще она по неосторожности выдала.
– Я сказала, что читала газеты, – ответила она. На фоне кресла казалось, будто ее левая нога дрожит, возможно, от холода, хотя внутри баржи холодно не было, а возможно, на нервной почве. – За последние несколько лет трудно было не узнать об их истории.
– Что именно вам об этом известно?
–Только то, что писали в газетах. Он работал на нее в Степни. Они жили вместе. Она помогала его карьере. Считалось, что она играла роль феи-крестной из сказки или что-то в этом роде.
– Выражение «игрушка» подразумевает нечто большее.
– Игрушка?
– Вы употребили это слово минуту назад. «Твоя игрушка сломалась преждевременно». Эти слова
Оливия стряхнула пепел в жестянку из-под томатов. Снова взяла сигарету в рот и заговорила из-под руки.
– Извините. У меня грязное воображение.
– Вы с самого начала решили, что они любовники? – спросил Линли. – Или какие-то недавние события создали у вас такое впечатление?
– Ничего я не решала. Не настолько интересовалась, чтобы решать. Я лишь прихожу к логическому выводу, к какому обычно приходишь, когда красавец и чудовище – обычно, хотя и не всегда, связанные друг с другом узами крови или брака, – проживают некоторое время под одной крышей. Крепкий член и влажная вагина. Не понимаю, почему я должна вам это объяснять.
– Однако это вызывает у вас некоторое беспокойство, не так ли?
–Что?
– Мысль о вашей матери, живущей с гораздо более молодым мужчиной. Возможно, даже вашего возраста. – Линли наклонился вперед, опираясь локтями на колени. Он хотел принять позу, располагающую к доверительному разговору, но заодно и получше разглядеть левую ногу собеседницы. Нога действительно дрожала, как и правая. Но Оливия Уайтлоу как будто не сознавала этого. – Давайте будем откровенны, – произнес он со всей искренностью, на какую был способен. – Ваша мать – женщина не первой молодости, шестидесяти шести лет. Вы никогда не задавались вопросом: не стала ли она сама слепой игрушкой в руках человека, который стремился к чему-то большему, чем сомнительное удовольствие спать с нею? Он был известным всей стране спортсменом. Вы не находите, что, по всей вероятности, он мог выбирать из только и ждущих этого женщин вдвое, если не больше, моложе вашей матери. И если так, что, по-вашему, он задумал, когда сблизился с вашей матерью?
Ее глаза сузились. Она взвешивала его вопрос.
– У него были проблемы со своей матерью, которые он пытался таким образом изжить. А может, с бабушкой. Или ему нравились старые и морщинистые женщины. Их обвисшая кожа. А может, возбуждало, если завитки были седыми. Выбирайте, что нравится. Я не могу объяснить данную ситуацию.
– Но вас она не беспокоила? Если природа их отношений действительно была таковой? Кстати, ваша мать это отрицает.
– Она может говорить и делать, что ей заблагорассудится. Меня ее жизнь не касается.
– Если вы пришли к некоему выводу о характере отношений между вашей матерью и Флемингом, – сказал Линли, – не поверю, что было трудно прийти и к другому. Ваша мать богата, если учесть все ее владения в Кенсингтоне, Степни и Кенте. А вы живете порознь.
– И что?
– Вам известен тот факт, что в завещании вашей матери главным наследником назван Флеминг?
– Меня это почему-то не удивляет.
– Разумеется, теперь, после его смерти, ей придется изменить завещание.
– И вы думаете, я надеюсь, что она оставит денежки мне?