Правда о Порт-Артуре. Часть II

Ножин Евгений Константинович

Предоставляю читателю самому разобраться въ этой записк.

Съ своей стороны добавляю, что она была написана съ спеціальнои цлью доказать, что безъ Фока ничего путнаго не выйдетъ.

Фокъ былъ устраненъ отъ участія въ оборон Смирновымъ, какъ вредный генералъ, но это не мшало Стесселю постоянно напоминать гарнизону о лукавомъ мудрствованіи своего совтника.

День на "Пересвт".

Портъ и эскадра давно бомбардируются. Цлыми днями наши суда непрерывно разстрливаются непріятелемъ. Тяжелое, томительное,

безпомощное положеніе. Раннимъ утромъ отправился на набережную.

Воскресеніе. День ясный, теплый. Втра нтъ. Внутренній рейдъ — какъ зеркало. Бомбардировка только что началась.

У берега ни одной шампуньки.

Недавно въ пристань попалъ снарядъ — вс разбжались.

На одномъ изъ судовыхъ катеровъ добрался наконецъ до "Пересвта".

Большой, темный, грозный, стоялъ онъ по средин западнаго бассейна.

Трубы уже исправлены. Вмсто сбитыхъ мачтъ, надставлены новыя. По борту слды перенесеннаго жестокаго боя. Зіяютъ, словно раскрытыя ворота, огромныя надводныя пробоины, надъ которыми спшно работаютъ десятки матросовъ. Работы уже подходятъ къ концу.

Командиръ броненосца капитанъ I ранга Бойеманъ, нын уже покойный, любезно показалъ мн весь свой броненосецъ, огромную пловучую крпость.

Всюду и везд слды взрывовъ непріятельскихъ снарядовъ. Все по мр возможности приведено въ порядокъ, но это все на каждомъ шагу напоминаетъ о минувшемъ сраженіи.

У людей видъ бодрый, веселый. Не падай кругомъ снаряды, не обращай на себя вниманія страшные слды разрушенія — и въ голову не пришло бы, что эти жизнерадостные люди перенесли бой 28 іюля.

Подошелъ къ командиру судовой священникъ съ вопросомъ, можно ли сегодня служить обдню.

— Нтъ, батюшка, опасно. Бомбардировка усиливается. Непріятель, очевидно, пристрливается сегодня къ намъ. Людей нужно спрятать.

Вахтенный доложилъ, что детъ адмпралъ.

Быстро подлетлъ къ трапу двухтрубный паровой катеръ.

Адмиралъ Виренъ однимъ взмахомъ былъ уже на палуб.

Принявъ строевой рапортъ, скрылся у себя въ кают.

Посл одиннадцати сли завтракать. Завтракъ былъ накрытъ не въ каютъ-компаніи, а въ одной изъ батарейныхъ палубъ шестидюймовыхъ орудій.

За столомъ пили за здоровье новаго контръ-адмирала. Зашла рчь, конечно, о Стессел.

Меня нсколько поразило: за исключеніемъ нсколькихъ, большинство офицеровъ хранило глубокое молчаніе.

Дружнаго возмущенія поступками генерала Стесселя не встртилъ.

Пожалуй, это понятно. Соглядатаи генералъ-адъютанта могли донести, и виновный могъ бы подвергнуться если не преслдованію, то по меньшей мр опал.

Очутиться же въ опал никому не улыбалось, т. к. для большинства въ перспектив была строевая служба на сухопутномъ фронт. Вс же отлично уже знали, что Стессель враговъ своихъ не жалуетъ.

На слова мои, обращенныя къ контръ-адмиралу Вирену, въ которыхъ я выразилъ надежду, что адмиралъ, бывшій

непреложнымъ свидтелемъ всего, что творилось и творится въ Артур, поддержитъ печать и въ частности меня въ разоблаченіи дйствій Стесселя и К°,— послдній отвтилъ очень горячо, что онъ всегда будетъ стремиться къ тому, чтобы правда восторжествовала.

Адмирала поддержалъ старшій артиллерійскій офицеръ лейтенантъ Де-Ливронъ.

Для меня это было большимъ утшеніемъ, придало мн бодрости, воскресило надежды, утвердило въ сознаніи, что рано или поздно, а правда восторжествуетъ, и Государь, Россія узнаютъ, какъ безпощадно ихъ обманывали артурскіе герои.

Когда подали кофе, бомбардировка усилилась.

Командиръ то и дло подымался наверхъ. Снаряды начинали ложиться все ближе и ближе.

Японцы пристрливались.

Передъ отъздомъ адмирала, я попросилъ разршеніе его снять.

Снималъ на корм, внизу, надъ самой водой, на адмиральскомъ мостик.

Черезъ полчаса два снаряда попали въ адмиральское помщеніе. Одинъ исковеркалъ панцырную дверь, у которой стоялъ адмиралъ, другой раздробилъ въ щепы самый мостикъ.

Около 2 часовъ попаданія участились. Огонь осаждающаго сосредоточился исключительно на "Пересвт".

Вышли.

На верхней палуб никого.

Только вахтенный офицеръ, подвахтенный и часовой у кормового флага.

Громада броненосца стоитъ недвижно.

Снарядъ за снарядомъ падаетъ въ воду, вздымая при взрыв огромные столбы воды.

Слышенъ вой снаряда, сердце замретъ, прислушиваешься— куда упадетъ? Ждешь… Въ воду. Опять вой! Въ воду. Опять. Еще, еще.

Вой — долгій, протяжный. Трескъ, гулъ — ударило въ бортъ. Громада броненосца какъ бы нервно вздрогнула.

Спустились внизъ.

Встовые подали чай.

У стола въ кресл сидитъ m-me Черкасова, читаетъ книгу. Совершенно покойна. Словно не слышитъ, что снарядъ за снарядомъ рвутся вокругъ и въ самомъ броненосц.

Присутствующіе офицеры непринужденно болтаютъ.

Кто пьетъ чай, кто читаетъ, прогуливается…

Бомбардировка продолжалась.

Во время этого испытанія характеровъ и нервовъ отдльныхъ личностей, я зорко наблюдалъ за офицерами и матросами.

Полное безразличіе къ смертельной опасности.

Жизнь текла обычнымъ путемъ.

Только въ самый моментъ попаданія, вс прислушивались, старались угадать, гд упалъ снарядъ.

А каждый слдующій снарядъ могъ упасть именно сюда къ намъ, гд мы сидли.

Попаданія все чаще, чаще.

Нкоторые бросаются туда, гд снарядъ разорвался, несмотря на строгое приказаніе командира не показываться безъ дла на палубу.

Меня несказанно поражала супруга старшаго артиллерійскаго офицера m-me Черкасова. Я искренно благоговлъ и удивлялся этой юной, изящной женщин, ея выдержк, огромной сил воли, которой могли бы позавидовать многіе изъ представителей сильнаго пола.