Правда - в молчании призраков
Шрифт:
Я очнулась, только когда он подошел и бесцеремонно повернул меня к себе лицом.
— Сана, ты меня слышишь? — в его глазах плескалась такое беспокойство, что мне даже стало совестно.
— Да, — я часто заморгала, чтобы прогнать подобие сонливости и глубоко вздохнула, — прости, я не знаю, что со мной. День сегодня не задался.
Он долго всматривался в меня, но, в конце концов, отступил на шаг и сказал:
— Ужин принесли.
Я нахмурилась, сколько же времени я простояла в этом странном трансе?
Аппетита, похоже, не было не только у меня, и мы обошлись
— Забудь о том, что было в Мизании, и о призраке этом тоже забудь, ты сделала все, что нужно. Лучше вспомни, зачем мы здесь.
Он посмотрел на меня и, убедившись, что я слушаю его, продолжил:
— Я думаю, нет смысла идти в Академию, скорее всего, твой отец там не появлялся. А даже, если и так, это ничего не меняет.
Я была с ним полностью согласна. Это уже ничего не меняет.
— Да, — кивнула я, — думаю, ты прав.
Макс закрыл окно и кинул на меня еще один встревоженный взгляд. Я улыбнулась в ответ, чтобы успокоить его, но наверное на полноценную улыбку была сейчас не способна, потому что он только поджал губы.
— Я буду в своем номере, если что, — сказал он и вышел.
Я посидела еще немного, не меняя позы, а потом встала и заперла дверь. Хотелось побыть одной и точно знать, что никто не потревожит.
Еще раз, прокрутив сегодняшний день в голове, я почувствовала вдруг, что мне стало не хватать воздуха. Не знаю, что именно на меня так подействовало: известие, что отец много лет обманывал и вел какую-то двойную жизнь, воспоминания о чужой смерти, от которых до сих пор все внутри леденело, и кожа покрывалась противными мурашками или, может, девушка на берегу, почерневшая от горя? Я скривилась, вспомнив молодого полицейского в Мизании, заподозрившего меня в убийстве. Все это вместе вдруг обрушилось на меня и я, не выдержав, расплакалась.
Со мной такого давно не случалось. В детстве я много плакала после каждого видения — от страха, непонимания и мерзости происходящего.
Дети не должны знать, что люди поступают друг с другом так жестоко. Но наш дар не спрашивает, готов ли ты к этому, потому первые несколько лет слезы сопровождали видения.
И сейчас я плакала, как тогда, в детстве — горько, почти навзрыд, не понимая, почему все это происходит. Почему люди уходят, когда так нужны, почему обманывают, убивают и подозревают.
Начала успокаиваться лишь, когда в дверь постучали. Открывать не хотелось, и я не пошевелилась. Стук повторился, и послышался голос Макса:
— Сана, открой дверь.
Я уже не плакала, лишь изредка слезы сами скатывались по щекам, но я все еще не решила, нужен ли мне сейчас кто-то рядом. Макс постучал еще раз и снова заговорил:
— Сана, открой, пожалуйста, я просто хочу убедиться, что с тобой все хорошо.
Нет, все нехорошо, все совсем нехорошо. Но я все-таки встала и открыла дверь. Сама тут же отошла подальше и отвернулась. Макс быстро подошел, развернул меня и, увидев
Он гладил меня по спине и волосам, почти как маленького ребенка. Я постепенно успокаивалась, но продолжала стоять, не размыкая рук и не отстраняясь. В его объятиях было так приятно и спокойно, что я бы, наверное, вечность так простояла. Наслаждаясь его прикосновениями и запахом, слушая дыхание, внезапно поняла, что еще немного, и я окончательно расплывусь лужицей перед этим мужчиной.
Эта мысль отрезвила, и я слегка отстранилась. Макс заглянул мне в глаза, все еще обнимая меня и спросил:
— Ты плачешь из-за отца?
— В том числе.
— Сана, он ведь не был преступником, не убивал и не грабил. Он занимался любимым делом. Может быть, у него были веские причины не рассказывать тебе обо всем.
Макс был прав, я сама еще сегодня днем думала о том, что рано делать какие-либо выводы. Но сейчас просто не могла с собой ничего поделать.
— Ты прав. — Сказала я и все-таки отвела глаза, потому что его взгляд затягивал все больше. Освободилась от его рук, чувствуя одновременно облегчение и, досаду и отошла на шаг. — Прости за истерику, просто день сегодня был слишком насыщенный.
Он постоял еще немного, а потом снова взял меня за руку, и проникновенно посмотрев в глаза, сказал:
— Сана, я не знаю, что ты чувствуешь, когда переживаешь чужую смерть, это сложно представить, но я не хочу, чтобы ты плакала. Я могу как-то помочь?
Интересно, почему он проявляет такую заботу и участие? Это не похоже на простое беспокойство за человека, который нанял тебя расследовать убийство. Впрочем, нанимателей и не берут с собой в поездки, чтобы что-то выяснить. Что это? Игра? Но зачем? Какую ценность я представляю? Или я действительно ему нравлюсь? Мое почти влюбленное сердце отчаянно желало, чтобы это было так. Но мозг отказывался принимать все это за чистую монету. Нет, в любом случае, ничего хорошего из этого не выйдет, надо было заканчивать.
Я осторожно забрала свою руку и сказала:
— Спасибо, мне приятно, что ты беспокоишься за меня. Но мне никто не сможет помочь. А слезы… это просто накопилось, обычно я не плачу после видений. Уже давно не плачу.
Мне показалось, что Макс заметил изменения в моем поведении, и даже в мыслях, потому что убрал руки в карманы и, отступив на шаг от меня, сказал своим обычным тоном:
— Отдыхай, завтра поедем домой.
Развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
Такой Макс был мне привычнее, но в груди почему-то заныло. Даже мама не проявляла такой заботы обо мне, какую проявил сегодня он. Почему же я во всем ищу подвох? Крепко зажмурилась и поняла, что еще чуть-чуть и голова просто взорвется от обилия мыслей. Так что я постаралась махнуть рукой на сегодняшний день и последовать совету Макса. Отдых мне просто необходим.