Правда. Пехотная баллада

Пратчетт Терри

– Не знаю точно, милорд. А какая форма одежды для этого требуется?

Когда Вильям торопливо спустился по лестнице, все остальные жильцы уже сидели за столом и завтракали. Он спешил потому, что у госпожи Эликсир было особое Мнение насчет опаздывающих к столу людей.

Госпожа Эвкразия Эликсир, хозяйка «Меблярованных Комнат для Приличных Работящих Людей», была тем самым будущим, к которому бессознательно стремилась Сахарисса. Сама госпожа Эликсир была не просто приличной, она была Приличной с большой буквы; Приличность заменяла ей стиль

жизни, религию и хобби. Госпоже Эликсир нравились приличные люди, которые были Чистыми и Порядочными, и она произносила эту фразу так, словно одно качество непременно тянуло за собой другое. Она предоставляла приличные комнаты и готовила дешевую, но приличную еду. И все ее жильцы, разумеется, были приличными – неженатыми, весьма рассудительными мужчинами средних лет (за исключением Вильяма, который немного недотягивал до возрастного порога). В основном это были мелкие лавочники и ремесленники; коренастые и чисто вымытые, они носили удобные крепкие башмаки, а за столом вели себя неуклюже вежливо.

Как ни странно, к гномам и троллям госпожа Эликсир не испытывала отвращения. По крайней мере, к чистым и порядочным. Госпожа Эликсир ставила Приличность выше видовой принадлежности.

– Тут говорится, что в пьяной драке пострадало аж пятьдесят шесть человек, – сообщил господин Маклдафф, который на правах постояльца, выжившего в «Меблярованных Комнатах» дольше всех, возглавлял обеденный стол и выступал своего рода местным президентом.

Он купил экземпляр «Правды» по пути домой из пекарни, в которой работал бригадиром ночной смены.

– Подумать только! – изумилась госпожа Эликсир.

– По-моему, на самом деле их было пять или шесть, – поправил Вильям.

– А тут написано: пятьдесят шесть, – упорствовал господин Маклдафф. – Черным по белому.

– Все правильно, – вмешалась госпожа Эликсир. – Если б это не было правдой, разве это разрешили бы отпечатать?

– Интересно, кстати, кто делает этот листок? – спросил господин Ничок, который занимался оптовой туфельно-башмачной торговлей.

– О, для такой работы требуются особые люди, – заявил господин Маклдафф.

– Правда? – спросил Вильям.

– Ну разумеется, – важно кивнул господин Маклдафф, крупный мужчина, мгновенный эксперт в любой области. – Нельзя, чтоб кто попало писал что попало. Этого никогда не допустят.

До расположенного за «Ведром» сарая Вильям шагал в состоянии глубокой задумчивости.

Хорошагора поднял голову от камня, на котором аккуратно набирал шрифт для отпечати афиши.

– Я оставил тебе твою долю, – сказал он, кивая на верстак.

В основном это были медяки, но медяками набралось почти тридцать долларов.

Вильям уставился на монеты.

– Здесь что-то не то… – прошептал он.

– Господин Рон и его друзья постоянно приходили за добавкой, – ухмыльнулся Хорошагора.

– Но… Но ведь в листке нет ничего особенного, обычные события, – ответил Вильям. – Абсолютно ничего важного… Вещи, которые случаются каждый день.

– Людям нравится знать о том, что случается каждый день, – возразил гном. – Думаю, завтра нам удастся продать раза в три больше, особенно если мы снизим цену

вдвое.

– Вдвое?!

– Людям нравится быть в курсе. Это так, мысли вслух. – Гном снова усмехнулся. – Кстати, в задней комнате тебя дожидается молодая дамочка.

Когда сарай был прачечной, то есть еще в «доконную» свою эпоху, часть помещения отгородили дешевыми низкими панелями, чтобы разделить служащих и ответственное лицо, которое, как правило, занималось тем, что объясняло разъяренным заказчикам, куда подевались их носки. Сахарисса с чопорным видом сидела на табурете, крепко вцепившись в сумочку и прижав локти к бокам, чтобы как можно меньше подвергать себя воздействию окружающей грязи.

Она молча кивнула ему.

Ну и… зачем он пригласил ее сюда? Ах да… Она была более или менее разумной девушкой, читала принадлежавшие деду книги, а кроме того, была грамотной, тогда как Вильям в основном имел дело с людьми, которые на обычную ручку смотрели как на какой-нибудь безумно сложный механизм. Что ж, если она знает, что такое апостроф, он готов мириться с тем, что она ведет себя так, будто живет в прошлом веке.

– Это теперь твоя новая контора? – шепотом спросила Сахарисса.

– Полагаю, что да.

– Ты не говорил мне о гномах.

– А ты имеешь что-то против?

– О нет. Гномы, насколько я знаю, очень законопослушные и приличные существа.

Судя по абсолютной уверенности, Сахариссе не доводилось посещать определенные улицы сразу после закрытия трактиров.

– Я уже приготовила целых две новости, – сказала Сахарисса таким голосом, словно доверяла Вильяму некую государственную тайну.

– Э… Правда?

– Дедушка говорит, что такой долгой и холодной зимы он не помнит.

– Неужели?

– А ему восемьдесят. Он прожил достаточно долго.

– О.

– Кроме того, Ещегодное Состязание по Выпечке и Букетчеству, проводимое в «Сестрах Долли», вчера вечером пришлось прервать, поскольку уронили стол с тортом. Я узнала об этом у тамошнего секретаря и все аккуратно записала.

– О? Гм. И ты думаешь, это действительно интересно?

Она передала ему вырванный из дешевой ученической тетради листок.

Вильям начал читать:

«Ещегодное Состязание по Выпечке и Букетчеству от “Сестер Долли” состоялось по адресу: Читальный зал “Сестер Долли”, Кассовая улица. Президентом была госпожа Речкинс. Она радушно приветствовала всех участников и поблагодарила за Роскошные Подношения. Призы распределились следующим образом…»

Вильям изучил подробный список имен и призов.

– «А Что Там У Нас В Банке?» Это как? – недоуменно уточнил он.

– Это было состязание орхидей, – объяснила Сахарисса.

Вильям добавил «(состязание орхидей)» и стал читать дальше.

– «Лучшая Коллекция Съемных Унитазовых Чехлов»?

– А что?

– Э… Ничего.

Вильям аккуратно изменил написанное на «Съемных Чехлов Для Унитазов», что едва ли улучшило текст, и продолжил чтение. Сейчас он ощущал себя исследователем джунглей. Из-за внешне невинного кустика мог в любой момент выпрыгнуть какой-нибудь экзотический зверь.