Правда
Шрифт:
— Ну хорошо, хорошо, — согласился он. — Но меня так воспитали, понятно? Мой отец всегда ратовал за человечность, ну, я не совсем правильно выразился, не за человечность как способ отношения к окружающему миру… он скорее был против…
— Йа, йа. Это понимаемо.
— В таком случае давай закончим этот разговор. Человек сам решает свою судьбу!
— Йа, йа, конечно. Но если ты хотейт совет о женщинах, всегда обращевайся.
— А почему я должен спрашивать у тебя совета насчет… женщин?
— О, никакого долженствования,
— Ты же вампир. Какой совет может дать вампир по поводу женщин?
— О боги, просыпайся и нюхай чеснок! Какие истории йа мог бы порассказывайт… — Отто вдруг замолчал. — Но не буду, ведь йа меняйся, после того как понимайт прекрасность дневного света. — Он подтолкнул локтем красного от смущения Вильяма. — Могу только говорийт, они не всегда кричайт.
— Несколько бестактное замечание, тебе не кажется?
— О, все это бывайт старые дурные времена, — поспешил добавить Отто. — А теперь нет ничего хорошее кружки какао и задушевной дружной песни под фисгармонию. Йа уверяйт. Ничего хорошее. Имей мое слово.
Вернуться в контору, чтобы написать статью, оказалось не так-то просто. Ведь сначала надо было попасть на Тусклую улицу, а это было весьма затруднительно.
Отто остановился рядом с замершим в изумлении Вильямом.
— Полагайт, сами мы просийт, — констатировал он. — Двадцать пять долларов ист большие деньги.
— Что?! — крикнул Вильям.
— ЙА ГОВОРИТ, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ ИСТ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ!
— ЧТО?!
Мимо них постоянно шли люди. С собаками. Каждый пришедший на Тусклую улицу нес собаку, вел собаку на поводке, или собака тащила его, или его злобно грызла собака, принадлежавшая кому-нибудь другому. Лай перестал быть просто звуком, он превратился в ощутимую силу, которая била по ушам ураганом, пролетевшим над свалкой металлолома.
Вильям затащил вампира в дверную нишу, где шум снизился до пределов обычной невыносимости.
— Ты можешь что-нибудь сделать? — заорал он Отто прямо в ухо. — Иначе нам туда не пробиться.
— Сделайт? Йа?
— Ну, о детях ночи всякое говорят…
— А, ты про это, — мрачно произнес Отто. — На самом деле таково чересчур шаблонное представление, понимайт? Почему ты не просийт меня превращайтся в летучую мышь, если на то ходийт? Йа же говорийт, что подобные вещи больше не практиковайт!
— А у тебя есть идея получше?
В нескольких футах от них ротвейлер пытался сожрать спаниеля.
— Ну ладно, — сдался Отто и небрежно взмахнул руками.
Лай мгновенно стих. А потом каждая собака села и завыла.
— Не слишком большое улучшение, — констатировал Вильям, шагая по улице быстрым шагом. — Но по крайней мере, они перестали драться.
— Йа просийт прощенья, — сказал Отто. — Можешь вбивайт в меня кол. Хотя мне представайт несколько весьма неприятные
Они перелезли через полусгнивший забор и вошли в сарай через заднюю дверь.
Тем временем через другую дверь в сарай пытались проникнуть собаковладельцы, и сдерживала их только баррикада из письменных столов. А сразу за баррикадой держала оборону Сахарисса, на лице которой было написано отчаяние. Море человеческих лиц и собачьих морд грозило вот-вот захлестнуть отпечатню. Сквозь дикий шум Вильям едва мог расслышать ее голос.
— …Нет, это пудель. Он совсем не похож на собаку, которую мы разыскиваем…
— …Нет, это не то, что мы ищем. Откуда я знаю? Потому что это — кошка. Тогда почему она умывается? Нет, простите, собаки так не поступают…
— …Нет, мадам, это бульдог…
— …Нет, это совсем не то. Да, господин, совершенно уверена, потому что это попугай, вот почему. Ты научил его лаять и написал «ПеС» на боку, но это по-прежнему попугай…
Сахарисса убрала прядь волос с глаз и наконец заметила Вильяма.
— Ну, и кто до этого додумался? Я бы хотела поблагодарить этого умника.
— Кт д этг ддумлся? — повторил ПеС.
— На улице еще много народа?
— Боюсь, что полгорода. — ответил Вильям.
— Я только что провела самые неприятные полчаса в своей……Это курица! Курица, глупая ты женщина, она только что снесла яйцо!…..В своей жизни.
Большое тебе спасибо. Неужели ты не понимал, что будет? Нет, это пудельшнауцер! Знаешь что, Вильям?
— Что?
— Какой-то полный идиот пообещал вознаграждение! Это в Анк-Морпорке! Представляешь? Когда я пришла на работу, тут уже стояла очередь в три ряда! И какой кретин мог додуматься до такого? Один человек приперся с коровой! С коровой! Мне пришлось долго спорить с ним о физиологии животных, пока Рокки не треснул его по башке! Бедный тролль до сих пор пытается навести на улице порядок! Даже дурностаев приносят!
— Послушай, мне очень жаль…
— Мы чем-то можем вам помочь?
Они обернулись.
Говоривший был священнослужителем, одетым в простую черную рясу омниан. На голове у него была плоская широкополая шляпа, а на груди висел символ омнианства в виде черепахи. Лицо священнослужителя выражало крайнюю благожелательность.
— Гм… Я брат Втыкаемый-Ангелами Кноп, — представился священник и отошел в сторону, чтобы все получше разглядели высившуюся позади него гору в черном. — А это сестра Йеннифер. Она дала обет молчания.