Правду! Ничего, кроме правды!!
Шрифт:
Слышен цокот копыт, побрякивание уздечек, резкий стук в дверь.
Г о л о с и з - з а д в е р и. Кто это? Кто здесь?
Г о л о с Б у о н а р р о т и. Именем революции — отворите!
Дверь отворяется. Небольшая светлая прихожая.
Г о л о с. Синьора Летиция! Синьора Летиция!..
Буонарроти входит в прихожую. Он опоясан красно-бело-синим шарфом комиссара революционного Конвента. На нем мундир, шпага, треуголка. Появляется хозяйка дома.
Б
Л е т и ц и я. Летиция Буонапарте, синьор.
Б у о н а р р о т и. Я чрезвычайный комиссар Конвента Французской республики на Корсике. Занимаюсь конфискацией имущества аристократов и контрреволюционеров. Целыми сутками в походе. Прошу разрешения переночевать в вашем доме, гражданка Буонапарте.
Л е т и ц и я. В нашем доме? Это большая честь для нашей семьи, гражданин Комиссар… Но у нас большая семья… Была, правда, свободная комната одного из моих сыновей. Он служит во Франции. Но и он сейчас дома.
Б у о н а р р о т и. Вот и отлично: ваш сын солдат и я в походе — значит, мы оба умеем обходиться без комфорта.
Л е т и ц и я. Тогда, пожалуйста, сюда, гражданин комиссар. Я пришлю вам вина и мяса.
Б у о н а р р о т и. Благодарю, я не голоден. Спокойной ночи.
Летиция поднимает светильник и освещает лестницу. Буонарроти поднимается. Стучит и входит в маленькую комнату, где за столом, с пером в руке, сидит небольшого роста лейтенант в ярком артиллерийском мундире с красным воротником, на который падают длинные волосы. Его плащ, треуголка и шпага висят на стене. При виде комиссара Конвента лейтенант вскакивает и вытягивается.
Б у о н а р р о т и. Здравствуйте, лейтенант. Я комиссар Конвента Филиппо Буонарроти.
Б о н а п а р т. Здравствуйте, гражданин комиссар. Лейтенант артиллерии Наполеон Буонапарте. Нахожусь в отпуске.
Буонарроти снимает треуголку и шпагу, кладет на стул.
Б у о н а р р о т и. Чем заняты в столь позднее время, молодой человек?
Б о н а п а р т. Не стоит внимания, гражданин комиссар… Литературные опыты.
Б у о н а р р о т и. Разрешите взглянуть? (Берет лист, читает.) «Да, я чувствую, что она, — ах, смею ли я выразить райское блаженство этих слов? — что она любит меня… любит меня!.. Как это возвышает меня в собственных глазах!.. Как я благоговею перед самим собою с тех пор, что она любит меня!..» Где-то я нечто подобное читал…
Б о н а п а р т (смущенно). Это слабое подражание Гете. «Страданиям молодого Вертера»…
Б у о н а р р о т и. «Страданиям молодого Вертера»? Что ж, очень мило… Только, говоря по чести, молодой офицер мог бы заниматься чем-нибудь более полезным для республики и революции.
Б о н а п а р т. Это способ отдыхать, гражданин комиссар. Перемена работы.
Б у о н а р р о т и. А кстати, почему вы в отпуске в такое тревожное время?
Б о н а п а р т. Мне пришлось испросить отпуск, чтобы немного поправить положение семьи. Наш отец умер
Б у о н а р р о т и. Невеселое положение… Немало забот легло на ваши юные плечи, лейтенант.
Б о н а п а р т. Однако в отпуске я не теряю времени. Я и здесь много работаю для армии.
Б у о н а р р о т и. Что же можно, сидя дома, делать для армии?
Б о н а п а р т. Прежде всего — учиться. Серьезная война требует серьезных знаний. Я изучаю математику, фортификацию, астрономию, картографию. А главное — артиллерию. Я верю в ее великое будущее. Наши генералы этого совершенно не понимают. Впрочем, генералы обычно готовы к прошлой войне, а не к той, которую они ведут.
Б у о н а р р о т и. Ну уж, ну уж… Революция выдвинула многих талантливых полководцев-патриотов.
Б о н а п а р т. Много хороших — это не всегда хорошо.
Б у о н а р р о т и. Вы, кажется, любите парадоксы, гражданин Буонапарте?
Б о н а п а р т. Уверяю вас: один плохой главнокомандующий — лучше, чем два хороших. В армии необходимо полное единоначалие. Больше того, чтобы выигрывать войны, полководец должен быть хозяином всех ресурсов страны.
Б у о н а р р о т и. Странная идея для республиканца и солдата революции…
Б о н а п а р т. Так учит история. Цезарь долгое время подчинялся римскому Сенату, который, подобно нашему Конвенту, не всегда знал, чего он хочет. Ганнибалом помыкали скупые купцы Карфагена. Тюренн и принц Конде зависели от капризов французского двора, Суворов — от любовников своей императрицы…
Б у о н а р р о т и. Гражданин лейтенант, вы не находите кощунственным сравнивать порядки в рабовладельческих республиках и при дворцах реакционных монархов с порядками, установленными революцией?
Б о н а п а р т. Я говорю не о порядках, а о беспорядках. В революционной армии их должно быть меньше, чем в армии феодалов.
Б у о н а р р о т и. Армия Французской республики бесконечно выше любой другой. Наши солдаты свободные люди. Они дерутся, как львы. А крепостных солдат европейских монархий гонят в бой, как стадо баранов. А вы говорите…
Б о н а п а р т. Да, я говорю: лучше стадо баранов во главе со львом, чем стадо львов во главе с бараном!
Б у о н а р р о т и (рассмеявшись). Хорошо сказано! Брависсимо!
Б о н а п а р т. От решительности военного руководителя порой зависят повороты истории… В знаменитый день десятого августа девяносто второго года я был возле Тюильри. Толпы народа с угрожающими криками ворвались в ограду дворца, требуя отречения короля. Перепуганный Людовик, нацепив красную революционную шапку, жалко кланялся толпе из окна… Какой трус!
Б у о н а р р о т и (вставая). А что же, по-вашему, надо было делать?
Б о н а п а р т. Надо было смести пушками эти толпы. Пятьсот — шестьсот человек разнесло бы в клочья. Остальные бы разбежались!