Праведники
Шрифт:
— …как мы его произносим, — договорила за него Тиша.
Рабби Фрейлих обратил на нее взгляд, исполненный уважения.
— Верно, Това Шайя. Слово «ло» состоит из двух букв — «ламад» и «вав». Его можно также представить в виде числа «тридцать шесть». Должен вам заметить, мистер Монро, что великий ребе слов на ветер не бросал. Все, что он говорил, было исполнено особого смысла. Случайных фраз у него не бывало. Зная это, Юзеф Ицхак сделал все, чтобы постичь их смысл.
Уилл почувствовал, что от возбуждения у него вспотели ладони.
— И тогда он снова
— Но…
— Я уже понял, что вы хотите сказать, мистер Монро. И вы правы. Мы знаем, что число избранных — тридцать шесть. Мы к этому еще вернемся. А пока я повторю, что у Юзефа Ицхака оказалось тридцать пять строчек. И он крепко задумался над смыслом, сокрытым в них. А потом вдруг вспомнил все те сказки и предания, на которых выросли наши дети, включая его самого и, к примеру, Тову Шайю.
— О Баале Шем-Тове, великом ребе Лейбе Шоресе и остальных, — подхватила Тиша.
— Верно. В этих преданиях утверждалось, что некоторые вожди движения хасидов были посвящены в тайну избранных праведников. Они знали, кто эти люди и в каких уголках земли живут. Юзеф не сомневался в том, что наш великий ребе был одним из посвященных. И действительно, фигура ребе в исторической перспективе вполне сопоставима с фигурами основателей и главных учителей хасидизма.
Тиша глазами подала знак Уиллу: мол, готовься, сейчас будет сказано главное.
— Проще говоря, Юзеф пришел к выводу, что великий ребе знал всех избранных своего времени. И тогда он предположил, что эти тридцать пять строчек — ключ к их идентификации, — сказал Уилл, не спуская с Фрейлиха напряженного взгляда.
— Абсолютно верно, мистер Монро. К сожалению, эта идея пришла Юзефу в голову слишком поздно. В те дни великий ребе чувствовал себя настолько плохо, что уже не мог ни говорить, ни писать, ни каким-то другим способом общаться с окружающими.
— И как поступил Юзеф?
— Он решил разгадать тайну самостоятельно, исходя из того, что ребе не случайно открыто цитировал эти строчки в своих проповедях, — он хотел, чтобы те, кто был способен понять сокрытый в них смысл, поняли его. Надо сказать, что Юзеф вертел эти несчастные стихи по-всякому. Раскладывал их на отдельные фрагменты, собирал в ином порядке, применил к ним все мыслимые и немыслимые способы дешифровки. Но его не переставала мучить логическая неувязка, которая казалась абсолютно неразрешимой.
— А именно?
— Он рассуждал так: как в древних стихах, которым насчитывается не одна тысяча лет, может быть сокрыт ключ к разгадке личности праведников? Ведь из поколения в поколение имена меняются! В данный конкретный момент тридцать шесть избранных — это одни люди, а, скажем, два века назад избранными были совсем другие. Ну, допустим, в двадцатом стихе содержится ключ к разгадке тайны личности двадцатого избранного, живущего сейчас. А где тогда искать двадцатого избранного, который жил сто
Уилл почувствовал легкое разочарование, которое, впрочем, тут же было развеяно последующими словами рабби.
— И вот тут-то на Юзефа нашло озарение.
— И он нашел выход из тупика? — быстро спросил Уилл.
— Да, нашел. Ему вдруг припомнилась последняя фраза последней проповеди великого ребе: «Тайна пространства зависит от времени; время раскроет тайну пространства». Это были последние слова, которые великий ребе произнес публично.
Повисла напряженная тишина.
— Невероятно… — наконец пробормотала Тиша.
— Эй, погодите! Вы о чем? Я, например, ничего не понял! — воскликнул начинающий нервничать Уилл.
— Юзеф Ицхак сначала тоже ничего не понял. Он просто запомнил это выражение, пленившее его своей красотой. «Тайна пространства зависит от времени; время раскроет тайну пространства». Что это могло значить? Задавшись этим вопросом и не сумев с ходу дать на него ответ, Юзеф впервые пришел ко мне и посвятил меня в свои изыскания. Надо сказать, что ребе любил говорить загадками. Над некоторыми из его, так сказать, шарад наши ученые мужи бились месяцы и даже годы. Юзеф ночей не спал, все пытался раскрыть секрет самой последней. В какой-то момент он уже почти отчаялся, но именно тогда на него снизошло новое озарение. А если вы спросите меня, то я расцениваю это не иначе как Божье провидение.
— Выкладывайте!
— Вам это может показаться странным, но ребе очень увлекался современной наукой и современными технологиями. Он был многолетним подписчиком «Сайентифик американ», «Нэйчер» и некоторых других журналов. Его можно было разбудить ночью, и он без запинки рассказал бы о самых последних веяниях практически в любой из отраслей практической науки. Он мог бы писать научные работы по биохимии и нейропсихологии. Но главным его увлечением, безусловно, были отрасли знания, связанные с высокими технологиями. Он обожал всевозможные хитроумные устройства, которыми так гордятся японские и американские корпорации. Хотя сам и не имел их. Я сейчас не буду распространяться о его личной скромности и неприхотливости в быту, у нас нет времени. Запомните главное: он любил все, что было связано с техникой и электроникой, и отлично в этом разбирался.
— Юзеф Ицхак это как-то использовал?
— Он просто подумал об этом в нужный момент, и гениальная идея сама пришла ему в голову. Сейчас я вам это продемонстрирую. — Рабби Фрейлих потянулся за толстой книгой в потрепанном кожаном переплете, лежавшей на письменном столе, и стал ее быстро листать. — Какой сейчас год?
Уилл хотел уже было ответить, но Тиша его опередила:
— Пять тысяч семьсот шестьдесят восьмой…
Уилл удивленно покосился на нее.
— Все правильно. Мы ведем летосчисление не от Рождества Христова, как ты понимаешь, а от сотворения мира. Иудеи считают, что Бог создал мир меньше шести тысяч лет назад.