Праведники
Шрифт:
— И, однако, факты свидетельствуют о том, что…
— Не продолжайте. Я не знаю, что вам сказать на это. Увы, Това Шайя… — Старый учитель и ученица вновь обменялись теплыми взглядами. — Чтобы разобраться в этом, вам потребуется поговорить с другими. Теми, кто глубже меня посвящен в таинства каббалы.
Уилл видел, что старик элементарно выбился из сил, но он не мог просто встать, поблагодарить его за приятный разговор и уйти. За последние полчаса Уилла узнал больше, чем за истекшие двое суток. Он наконец-то сумел сложить все составные части этого фантастического калейдоскопа, и ему открылся грандиозный, пугающий рисунок. Уилл не сомневался, что Мандельбауму еще есть что сказать. В
Зазвонил телефон. Уилл машинально полез в карман, но тут же понял, что звонят не ему, а Тише. Тиша не сразу сориентировалась, ведь на ней была непривычная одежда. Лишь через четверть минуты она сообразила, что телефон ее лежит в сумочке, которую она также позаимствовала из гардероба Бет. Виновато улыбнувшись, она взяла аппарат и вышла из кухни в коридор.
Уилл проводил ее задумчивым взглядом, продолжая думать о своем. Сосредоточиться было сложно. Все эти дикие, фантастические идеи о конце света… на фоне более чем реальных убийств вполне конкретных людей… И загадка похищения его жены, которая по-прежнему остается нерешенной…
Он сам не заметил, как Мандельбаум чуть подался на стуле и положил свою тяжелую руку ему на плечо.
— Я знаю, как это тяжело — остаться без жены, мистер Монро. Миссис Мандельбаум умерла три года назад, а я вот все живу… читаю свои книги… молюсь… ем и сплю… Но стоит мне только вспомнить о том, что ее больше нет рядом…
У Уилла невольно увлажнились глаза и в носу нестерпимо защипало. Стиснув зубы, он с трудом пришел в себя и задал новый вопрос:
— Скажите, а в чем мерило праведничества? Какой поступок выделяет человека из общей массы людей и делает цадиком?
— Боюсь, все не так просто и не существует четкой границы, которая отделяет все человечество от горстки избранных. Я тоже много думал над этим. Полагаю, что ключ к пониманию — оценка души цадика. Ведь дело-то не в конкретных поступках. Не они держат наш мир в равновесии, а сам факт того, что среди нас живут люди, душа которых кристально чиста. Деяния праведников — лишь внешнее проявление их бытия, так сказать, побочный продукт. — Он вновь усмехнулся. — В одном из наших главных священных текстов, который называется Тания, помещено развернутое описание сущности цадика. Там говорится, что душа каждого человека делится на две составляющие — божественную и животную. Божественная отвечает за такие категории, как совесть, сострадание, милосердие, страсть к познанию, а животная — за наши низменные желания: утоление голода, жажды и похоти.
— Я где-то уже слыхал про такое разделение…
— Божественная и животная составляющие души пребывают в вечном конфликте между собой, — не обращая внимания на его слова, продолжал старик. — В злом человеке верх одерживает животная часть души, а добрый пытается усмирить ее. Он ограничивает себя в плотских удовольствиях, не поддается на соблазны. Про злых мы сейчас говорить не будем, а про добрых скажем, что их жизнь — вечная борьба двух составляющих души. Цадик же пребывает в совершенно ином состоянии. Он не просто с легкостью укрощает животную сторону своей души, он трансформирует ее, разворачивает лицом к Богу. Таким образом, когда мы имеем дело с цадиком, мы имеем дело с человеком, у которого обе составляющие его души — божественные. Это наделяет его особым даром, это обусловливает его избранность.
— Но все же праведник совершает конкретные поступки. Сколько на протяжении всей жизни? Или достаточно одного?
— Не совсем понимаю практический смысл вопроса…
— Ну допустим, человек совершил одно-единственное, но очень важное доброе деяние; можем ли мы на этом основании причислить его к лику избранных праведников?
— Такое
— Как бы то ни было… Что это должен быть за поступок, чтобы мы сразу догадались: его совершил цадик?
— Хороший вопрос. Вот, скажем, если вспомнить историю рабби Аббаху о том содержателе борделя…
— Да? — вскинулся Уилл.
— В этой истории говорится, что, когда тот присутствовал в синагоге, молитвы о дожде всегда бывали услышаны Господом. И наоборот. Но это не был конкретный поступок, не так ли? Мы знаем об этом только благодаря проницательности рабби. А был и конкретный, про который разузнал Аббаху, когда заинтересовался тем человеком. Я сейчас не помню деталей, но смысл был в том, что тот греховодник сделал какое-то небольшое пожертвование ради того, чтобы уберечь одну женщину от панели.
Уилл вздрогнул. «Совсем как в случае с Макреем!»
— И, понимаете ли, мистер Монро, это лишь доказывает мою мысль о том, что важны не конкретные дела, а сам факт существования целостной божественной души. А поступки могут быть самые разные… от незначительных до серьезных… — Уилл тут же вспомнил про Кертиса, который отдавал беднякам миллионы фунтов стерлингов. — Один цадик, допустим, спас от уничтожения целый город. А другой просто подал кусок хлеба голодающему или отдал свое одеяло озябшему. Масштаб совершенного благого дела не имеет значения. Важно, чтобы это было действительно благое дело и кристально благие мотивы.
— То есть даже малое добро способно удержать наш мир в равновесии?
— Да, мистер Монро. Вспомните Хаима-водоноса. Тот напивался каждый день до беспамятства, но в те редкие дни, когда бывал трезв, исполнял свое предназначение. И мир был спасен.
— Стало быть, истинное благочестие не в исполнении обрядов, не в самобичевании, не в коленопреклоненных молитвах от зари до зари, а просто в добром отношении к ближним своим.
— Да. Как мы говорим, бейн адам в’адам — между человеком и человеком. Именно внутри человеческих взаимоотношений и кроется все самое святое, что есть в этом мире. Не на небе, а здесь — на земле. Отсюда заповедь: ко всем, кого ты видишь вокруг себя, относись с величайшим уважением. Кем бы ни был встреченный тобою случайно человек — извозчиком ли, дворником ли, — он может оказаться избранным.
— Элитой…
Старый раввин улыбнулся:
— Напротив. Уважая всех изначально, ты тем самым соглашаешься с концепцией равноценности каждой человеческой жизни. Это главная мысль Торы. Это то, чем мы занимались каждую неделю с девушкой, которую вы могли знать под другим именем, а я всегда звал Това Шайя.
Уиллу вдруг стало стыдно. Нет, он, конечно, не был виноват в том, что Тиша сбежала отсюда десять лет назад. Но он был представителем того самого «внешнего мира», который ежедневно искушал ее и в конце концов одержал над ней верх. Все эти символы — свободная Америка, гамбургеры, узкие джинсы, музыкальные радиостанции, пицца «Домино», блокбастеры со стереозвуком в многозальных кинотеатрах, магазины одежды «Гэп», круглосуточные телеканала, выставки, балет, Центральный парк, Колумбийский университет и секс… секс вне брака… Разве мог соперничать со всем этим нехитрый и в какой-то степени почти казарменный уклад жизни нью-йоркских хасидов? Что он мог предложить юной девушке? Длинные платья до пят, строгие посты, унылый домашний труд с утра до вечера и бесконечные, постоянные запреты на то и на это. Неудивительно, что Тиша сбежала отсюда без оглядки.