Правила игры
Шрифт:
— Остряк хренов. — Я осмотрел кольт и сунул его за пояс под куртку. — Бродил-то где?
— В Кабарде! — Он выволок, открыв машину, из-под водительского сиденья спортивный рюкзак. — Ну и что Журавль?! Согласился?!
— К пяти прилетит. — Кивнул я.
— Тогда пойдем подышим. — Хлопнув дверцей, он повесил рюкзак на плечо и зашагал мимо бывшего легкоатлетического комплекса. — Дежурного я уже зарядил. Все тихо будет. Без шухера.
Поспешая за другом, я бросил на него взгляд, исполненный неподдельного восхищения. Ночная посадка
— Мы от Сергеева, — упредил Руслан стерегущего изнутри караульную будку молодца.
— От Станислава Гаврилыча или от Гаврилы Петровича? — взялся тот уточнять скуки ради.
— От какого еще Гаврилы?! — Руслан грохнул кулаком по стеклу. — От Сергеева, сказано! Тащи сюда свою задницу!
Сторож молча покинул пост и распахнул перед нами калитку рядом с воротами, закрывающими въезд на бетонную трассу. Дальше простирался незастроенный участок Ходынки, представлявший собой часть суши, со всех сторон окруженную Москвой.
Ходынское поле в отличие от Бородинского сохранило в народной памяти славу печальную. На нем также полегла пропасть людей, но не за свободу отчизны, а за понюшку табаку. Точнее, за чарку вина и дармовой пряник, обещанный начальством по случаю восхождения на престол последнего русского государя. Отсюда начинался трагический путь монарха-великомученика в подвалы Ипатьевского дома. С коронации. Уже после этих прискорбных «гуляний» в западной оконечности поля было оборудовано артиллерийское стрельбище. По соседству с полигоном разместились Николаевские казармы. А накануне Первой мировой близ военных лагерей возник аэродром. На этом аэродроме Владимир Ленин в восемнадцатом принял военный парад. Не коронация, но тоже приятно. Через пару месяцев царя Николая на всякий случай угробили.
Не знаю, как народ, но аэропланы с давних пор на Ходынке сильно измельчали. Беспризорное поле нынче служит местом сбора энтузиастов потешного воздухоплавания. Авиамоделисты съезжаются сюда по выходным, и тогда небо над Ходынкой снова оглашает рев моторов, но только уже игрушечных. Когда-то я тут выгуливал свое малочисленное семейство: щенка-спаниеля Кита и студентку Щуки Дашеньку Безродную. Променады эти у нас назывались «воскресниками». Особенно их жаловал Кит. Ему нравилось облаивать жужжащие крестики радиоуправляемых кукольных самолетов.
Последним свидетельством былого величия Ходынки служила безлюдная авиационная выставка, разместившаяся сразу за зданием спортивного комплекса. Туда-то мы с Русланом и направлялись.
— Бляха-муха! — выругался Руслан, споткнувшись в темноте о край бетонной плиты.
Он включил фонарь и осветил ограждение механического кладбища. Слева от нас возвышался мертвый гигант «Ми-6» с опавшими лепестками
— Вон там, кажется, место есть! — Руслан высветил пятачок между нарой фронтовых бомбардировщиков.
Мы осмотрели посадочную площадку. На первый взгляд журавлевский геликоптер должен был здесь поместиться. Да и на второй тоже.
Фонарь в руке Руслана мигнул и погас.
— Батарейка села. — Руслан постучал по его металлическому корпусу. — Или лампочка отошла?
— А что хуже? — осведомился я, щелкая «зиппо».
— Хуже, если батарейка села. — Руслан при мерцающем пламени зажигалки стал отвинчивать стеклянный колпак.
— Тогда лампочка отошла, — выбрал я меньшее из двух зол.
Выбор оказался верным. Фонарик вспыхнул с новой силой, и мы побрели искать подходящий объект для установки заряда.
— Е-мое! — воскликнул Руслан, замерев у бездействующей пусковой установки. — Типа «земля — воздух» ракета! Сойдет, что ли?!
— Почему бы и нет? — Я присел рядом на корточки.
— На сколько ставим? — Руслан расстегнул рюкзак и осторожно извлек из него взрывное устройство.
— Ты же говорил, что у этого Гочи любые!
— Любые, — подтвердил Руслан, созерцая мину с часовым механизмом. — Кроме тех, что с дистанционкой. Было две штуки, да меня курганские опередили.
— Ставь на девять двадцать, — прикинул я. — Надеюсь, к этому времени все подтянутся.
Закончив возню с зарядом, мы вернулись на взлетную полосу.
— Метров триста! — вздохнул Руслан, прикидывая на глазок дистанцию до крыши бывшего легкоатлетического манежа.
— Метров двести, — поправил я.
— Какая разница?! Все равно до фига!
Я давно заметил, что он как-то мнется. Словно хочет мне сообщить нечто важное, да не знает как.
— Ну? — взял я его за плечо. — Выкладывай.
— Не могу я стрелять! — процедил он сквозь зубы, резким движением стряхнув мою руку.
— Ладно, — попытался я его успокоить. — Это как раз нормально.
— Да нс понял ты, урод! — взвился он. — У меня зрение сдохло! Астигматизм!
Кто бы мог подумать, что у Руслана, так лихо катавшего шары, были проблемы со зрением!
— Иди ты! — опешил я. — Чего ж очки не носишь?
Спросил я скорей по инерции. Конечно же, гордый джигит в жизни бы очков не надел. Бывает такая гордость. Редко, но такое ее проявление случается.
— А контактные линзы?
— Не поверишь, — признался Руслан. — Боюсь. Как представлю эти присоски…
Я поверил. Я, например, до сих пор от червей дождевых шарахаюсь. А Руслан, отважный и дерзкий гангстер, боялся контактных линз.
— Поехали! — На лице его мелькнуло подобие улыбки. — Поехали! Есть решение!
— Куда?! — Я бросился его догонять, скользя по обледеневшей бетонке.