Правила крови
Шрифт:
Это чистая правда. Я увидел ее в противоположном конце комнаты на вечеринке в издательстве.
— Тебе было не сорок семь, — возражает она.
— Нет, на десять лет меньше. Но достаточно много, чтобы не делать глупостей, хотя с моей стороны это была не большая глупость, чем со стороны Генри.
На эти путаные мысли и неуклюжие фразы Джуд отвечает молчанием. Но когда я беру ее за руку, она с силой сжимает мои пальцы.
— Не могу представить, что ты, желая со мной познакомиться, нанимаешь человека, который ударит моего отца по голове.
Я отвечаю, что в наше время в подобных вещах уже
— В 1883 году это было бы невозможно, — говорю я Джуд. — Девушки не ходили на вечеринки одни, только с сопровождающим, и в любом случае они с Генри бывали на разных вечеринках. Нантер не мог подойти к ней на улице, не мог постучать в парадную дверь и поговорить с ней. Я так понимаю, он думал, что это единственный способ.
Джуд кивает, но как-то рассеянно. Я знаю, что не смог ее убедить. Но почти убедил себя. Генри устал от Джимми Эшворт, а Оливия ему наскучила. Почему бы и нет? Однажды, по дороге в больницу на Гоуэр-стрит, он видит хорошенькую девушку с копной роскошных белокурых волос, с изящной фигуркой и манерами леди. Она не выходит у него из головы, и он нанимает частного детектива — возможно даже Брюэра, — чтобы выяснить, кто эта девушка и где живет.
— Если все, что ты говоришь, правда, — возражает Джуд, когда мы поднимаемся по ступенькам ресторана, — то почему после смерти Элинор он перенес свою любовь на Эдит?
— По причинам, которые мы уже обсуждали. Они оба любили умершую, разговаривали друг с другом, часто оставались наедине. Кроме того, Генри настроился на брак. Ему было сорок семь, почти сорок восемь, попусту терять время он не мог, и, мне кажется, среди его знакомых было немного молодых женщин.
— И он не мог снова устраивать уличные нападения на стариков, чтобы познакомиться с их дочерями.
Нас проводят за столик, снаружи, как мы попросили, и официантка приносит нам по бокалу хорошо охлажденного — приятная неожиданность — белого вина. Мне приятно смотреть, как Джуд пьет вино, отклонившись от своего тоскливого здорового рациона, которого придерживалась до выхода из дома.
— Почему бы не вернуться к Оливии? — спрашивает она. — То есть, если ему нужна была жена. По словам ее сестры, Оливия хотела его заполучить. Почему же ему был нужен Хендерсон?
Я говорю, что Джуд выбрала довольно странную формулировку.
— Неужели? По-моему, разумно. Я читала мемуары — то есть в рукописи, на работе — о компании аристократов, бывших друзьями Эдуарда VII. Его старшего сына звали Альберт Виктор — ходили слухи, что он и есть Джек Потрошитель, но это другая история. В общем, он был помолвлен с принцессой Марией Текской, которую все называли Мэй. Он умер, а нежные чувства принцессы Мэй перешли на его брата. Они поженились и стали королем Георгом и королевой Марией.
— Да, но это был династический брак, — возражаю я. — Вероятно, принцессе сказали, что ей суждено выйти замуж не просто за определенного мужчину, а за будущего короля. Это ее обязанность.
— У Генри такой обязанности явно не было, — говорит Джуд и с рвением набрасывается на «Маргариту».
Стройная фигура моей жены никак не вяжется с ее страстью к пицце. Я более сдержан в еде и поэтому приступаю к салату «Цезарь».
— Он сам сделал выбор. Генри был
Я говорю Джуд, что сравнения в ее словах становятся все более натянутыми, и с каждой минутой эта история все больше отличается от истории Генри. Георг V был завидной партией для кого угодно. В отличие от Эдит. Похоже, единственное ее достоинство состояло в том, что она была чуть красивее сестры. Джуд отвечает мне, что не может понять Генри, но готова поспорить — мотивы у него не добрые. Мы сидим на солнце, пьем довольно много вина, и возникает ощущение, что мы на Средиземном море. Джуд замечает, что если это глобальное потепление, то она всей душой «за», хоть это и неразумно.
Дома, чувствуя себя не совсем трезвым, я еще раз просматриваю дневник Генри за 1883 год, все записи, сделанные c конца лета, когда он обручился с Элинор, а также осенью, после ее смерти. Никакой загадки в них нет. Все записи свидетельствуют о его черствости и безжалостности, а также твердом намерении ничего не сообщать в дневнике, который могут найти и прочесть другие люди. В четверг 14 июня Генри порывает с Бато. «Чувствую себя неважно, отменил вечерний визит». В записи два дня спустя он сообщил: «Навестил мистера Хендерсона, справился о его здоровье», а 20 июня: «Ужинал с мистером и миссис Хендерсон». Затем следуют еще визиты на Кеппел-стрит, но любопытство вызывает лишь запись от 27 июля: «Консультация с миссис Хендерсон». По поводу чего она консультировалась? Все члены семьи, по всей видимости, были здоровы. Я предполагаю, что речь шла о Сэмюэле Хендерсоне, который после нападения Джозефа Брюэра мог страдать от головных болей и головокружения, и Луиза Хендерсон, любящая жена, волновалась за него. Похоже, я ответил на все вопросы и должен быть удовлетворен, но сомнения почему-то остались.
Позже Джуд задает вопрос, который я боялся услышать от Крофт-Джонса, когда мы вместе ужинали в Парламенте.
— Теперь, когда ты выяснил, что Генри был способен на преступный сговор и организовал нападение на старину Сэмюэла, не кажется ли тебе, что смерть Элинор тоже дело его рук?
— Хочешь сказать, он заплатил Байтфорду за убийство, а потом позволил, чтобы его повесили?
— Ну, да. Батфорду все равно не удалось бы избежать виселицы, ведь преступление совершил он, но мне кажется, что вместе с ним могли бы вздернуть и Генри.
Я говорю, что если наша теория — Генри встретил Элинор на улице и влюбился в нее — верна, то логичнее планировать женитьбу, а не убийство. Кроме того, между Байтфордом и Генри не прослеживается никакой связи.
— Между Генри и Брюэром тоже не прослеживалось никакой связи, пока ты ее не обнаружил.
Байтфорд сказал бы полиции, возражаю я. Ему было нечего терять. В полиции Эксетера он бы все рассказал — если бы было что рассказывать. Я не могу в это поверить, это выглядит неправдоподобным. Генри не был женат на Элинор, не был связан с ней нерасторжимыми узами. При желании он мог избавиться от нее, просто бросить. В конце концов, нечто подобное он уже проделывал, с Оливией.